Потом тоже бывало страшновато. И когда оказалось, что их корабль провалился в прошлое, и когда сидели в содрогавшемся от ударов немецких снарядов блиндаже, и когда вступили в первый настоящий бой с фашистами (попал ли он хоть в одного гитлеровца, сержант так и не понял, работая на одних рефлексах), и когда бежали под бомбами к катеру. Но тогда страх был какой-то… ну, другой, что ли? Видимо, в голове сработал некий предохранитель, и все происходящее стало казаться слегка нереальным, словно бы Леонид вдруг попал в виртуальную игру с эффектом полного погружения, где нужно бегать, стрелять и уворачиваться от ответного огня, но смерть — всего лишь досадная случайность и повод для перезагрузки и возвращения в бой. После чего можно будет снова бегать, стрелять и уворачиваться, проходя следующий уровень. И даже трупы убитых фашистов, несмотря на то, что выглядели они вовсе не так, как показывают в кино, а гораздо страшнее и, гм, реалистичнее, не слишком пугали. Вальку Семенова, когда товарищ старший лейтенант приказал забрать пулемет, вон как торкнуло, едва не проблевался, а ему — хоть бы хны. Скользнул взглядом по залитому кровью лицу, переступил — и потопал себе дальше.
Накрыло его позже.
Нет, не здесь, в душном полумраке боевого отделения родной «восьмидесятки», раньше. Когда капитан Руденко выстроил морпехов и сообщил, что в высадке будут участвовать исключительно добровольцы, остальные останутся на борту. После чего произнес ту самую, ритуальную, можно сказать, фразу, многократно слышанную в кинофильмах про Великую Отечественную войну:
— На размышление — минута. После моей команды добровольцам — шаг вперед. Думайте, мужики. Но думайте крепко, игрушки закончились. Это не маневры, это настоящий бой и настоящая война. Проявите слабину, струсите, дрогнете в самый ответственный момент — и сами погибнете, и товарищей подставите, — ротный демонстративно согнул локоть, глядя на наручные часы. — Время пошло.
Вот тут Леониду стало реально страшно. Настолько, что даже живот закрутило, и голова слегка закружилась. Страшно потому, что он не хотел еще раз возвращаться туда, где по-настоящему убивают (ощущение нереальности происходящего давно ушло, осталось лишь убийственно-четкое осознание того, что все это было
И потому, когда ротный встал по стойке смирно и негромко скомандовал «добровольцам — шаг вперед, остальным — оставаться на месте», сержант морской пехоты Леонид Васильев одним из первых шагнул вперед. Шагнул, буквально охреневая от собственной смелости и где-то глубоко внутри гордясь собой. И тут же душу заполнила какая-то необъяснимая, поистине иррациональная легкость, способная, казалось, поднять его над палубой и понести… ну, куда-то там понести. В светлое будущее, наверное. Или, блин, в прошлое…
Оглядев дружно сделавших шаг вперед морпехов, Руденко, отчего-то дернув головой, вскинул руку к обрезу берета:
— Спасибо, бойцы! Вольно, разойтись. Выход в море через двадцать минут. Проверить оружие и экипировку, подготовиться к десантированию, командирам отделений на контроль. Работаем, морпехи, работаем!
И, быстро переглянувшись с ротными, тихо добавил:
— Я в вас и не сомневался, парни. Благодарю, не подвели. Тех, кто не нашел в себе сил идти в бой — ни в коей мере не осуждаю. Более того, вам я тоже благодарен, прежде всего, за честность. Ну, и чего стоим? Разбежались, живо! Готовьтесь, нянек не имеется, все по-взрослому…
Вот только страх, противный и липкий, к сожалению так никуда и не делся, лишь затаился до поры до времени в самом темном уголке широкой и выветренной соленым морским ветром души сержанта Леньки Васильева. Затаился, гад такой, выгадывая время, чтобы вернуться. Причем, вернуться, как водится, в самый что ни на есть неподходящий момент. Которым и стал тот миг, когда БТР, приняв на броню десант из местных бойцов, взрыкнул всеми своими двумястами с лишним лошадками, и рванул навстречу грохочущему взрывами и выстрелами переднему краю…
— Ты не боись, братишка, в первый раз всем страшно, — негромко шепнул в ухо сержанта сидящий рядом с ним Аникеев, безошибочно уловивший настроение неожиданного товарища. — По себе знаю. Главное, в первый момент слабину не дать, а дальше оно само пойдет. Да и командир у нас отличный, мы с ним в каких только передрягах не бывали, и всегда живыми да здоровыми возвращались. Да еще с пленными и ценными трофеями. Так что не дрейфь, браток, прорвемся!