M&D

– Ну… поищи среди своих знакомых такого мужчину, который был бы по характеру схож с твоим мужем, и выясни, как бы он отреагировал на такое признание. Когда ты узнаешь прогноз, тебе легче будет действовать.

– Врач сказал, не всё потеряно, – беспомощно пролепетала Имоджин.

– Если тебя не обнадежат на 100 % в ближайшие два дня, стоит поторопиться с признанием. Как бы ты сама себя не выдала своим поведением.

– Здесь в Вене есть знаменитый доктор, я записана к нему на приём во второй половине дня.

– Желаю тебе разродиться сразу тремя Уэйнрайтами!

И они чокнулись бокалами, в которых зеленел свежевыжатый сок из яблока и сельдерея.

– В восемнадцать лет мне нужно было исследовать тёмную сторону моей сексуальности, – продолжила Грета обсуждение профессиональных тем. – Да и сейчас мой потенциал ещё не раскрыт до конца. Например, я никогда не занималась сексом на работающей стиральной машине. Ни в одном доме из тех, где мы жили с Грегом, не было подходящей: наверху всегда была какая-нибудь сушилка, на которой толком не устроишься. А меня просто наизнанку выворачивает от запаха чистого белья. Меня один запах до оргазма доводит – надеюсь, ты меня правильно понимаешь. Уж я-то знаю, о чём говорю.

Имоджин энергично закивала. У неё была своя доминанта – ребенок, а сильные желания, страсти, какую бы конечную цель ни имели, основу имеют одинаковую.

Глава 105

Андрей остановил машину у последних пределов земли живых, перед закрытыми воротами, где начертаны слова надежды. Выйдя, проследовал на кладбище, мимо крестов, надгробий и венков, ждущих у продавца своих могильных потребителей.

Он шёл по центральной аллее, затем по боковой, и в нужном месте свернул на узкую дорожку, проложенную среди могил.

– Привет, – сказал он, остановившись возле решётки, замыкающей вход к памятнику.

В глубине, над газончиком, обсаженным фиалками, высилось мраморное надгробие. Открыв калитку, Андрей прошёл вовнутрь, присев, положил цветы перед памятником. То, что он почувствовал при этом, было нечто глубокое и смутное, что выразимо только звуками музыки. В своей душе он услыхал мелодию небесно-нежных инструментов. С величавой гармонией похоронного гимна смешивались приглушённые звуки песнопений любви, – душа его сливала в одно чувство и мрачную серьёзность этой минуты и дорогую сердцу прелесть былого.

И к скорби примешивалось что-то другое, жизнерадостное.

– Три года прошло, – сказал он, и вдруг открыто улыбнулся.

В этот момент ему показалось, что Катя улыбнулась в ответ.

Покинув могилу, он опустил на глаза тёмные очки, и медленно двинулся по тропинке. Деревья простирали над могилами свои ветви, их длинные тени ложились на землю. Шум листвы расплывался в голубом воздухе.

Выходя на аллею, Андрей столкнулся с двумя женщинами, одна из них, среднего возраста в золотистом платье, показалась ему знакомой, другая, молодая девушка в полосатой майке и светло-коричневых бриджах, сразу отвернулась. Он уже собирался отойти в сторону, чтобы пропустить их, как вдруг узнал ту, что постарше.

Арина! А кто же с ней… это же Таня, её дочь, но как она изменилась!

Тогда, четыре года назад, он видел худую, как жердь, девочку со взглядом испуганной дикой кошки, готовой выпустить коготки. Сейчас это была высокая, стройная, гибкая, как молодое деревцо, девушка, она посмотрела на Андрея, и взгляд её серо-зеленых глаз вдруг осветился любопытством.

– Добрый день, – поздоровался он и машинально подумал: «Надо же, мимо меня созрел такой персик».

– Добрый, – ответила Арина.

Таня скромно опустила взгляд и прикрыла рот рукой, но её плечи вздрагивали, выдавая еле сдерживаемый смех.

– Я вас не узнал, – сказал Андрей, невольно улыбнувшись. – Вам тоже пришлось машину оставить за воротами.

– Я тебя видела в городе. Это же твой микроавтобус на стоянке?

– Да, у нас такой городок – все рано или поздно встречаются, вопрос только где и когда.

– Ну-у… людям необязательно жить в одном городе… чтобы произошла их неизбежная встреча…

При этих словах Арина сделала движение, отдалённо напоминающее реверанс, и Андрей бы воспринял её слова как намёк и обвинение, учитывая время и место, но лицо её сияло улыбкой, и он почувствовал, что не только для него день скорби стал наполняться несколько другим смыслом.

Откланиваясь, он мельком взглянул на Таню, стоящую как учат манекенщиц – чуть скосолапив ножки. Она немного покраснела от смущения, чуть приоткрытые губы улыбались, и её улыбка не передавала никакой определённой мысли, а выражала только радость жизни и счастье быть красивой.