M&D

Андрей счёл момент подходящим, чтобы вмешаться. Поднявшись, направился к своему столу:

– Ты говоришь: «надо прояснить», «у меня нет сведений по сделкам», что ты там ещё сказал… Давай проясним. Я, допустим, забыл что-то добавить в отчёт, мог ведь. Но я также забыл внести некоторые расходы. Мебель, на которой ты сидишь, откуда она, по-твоему? Дед Мороз принёс? Благотворительная помощь в РКБ на открытие роддома кто перечислил? В приказном порядке попросили, иначе работать не будут. Я говорил тебе об этом, ты заиграл всё дело, пришлось самому раскошелиться. А встречные проверки кардиоцентра, расходы на «помойки», швейцарский хирургический костюм Быстрову, подарки другим клиентам, поздравления с праздниками, другие издержки, которых слишком до х** и которые тебе до п**ды. А сотрудники, «сурки» и прочие козлы, организовавшие свои фирмы, начали топтать наши грядки – ты в курсе проблемы – с ними решались вопросы – тоже не бесплатно. А… Ладно, чего уж там! Давай, ищи то, что я, по-твоему, укрыл, а я напомню тебе о расходах, незаслуженно тобою забытых. Затем подведём баланс.

Он сел в своё директорское кресло, Штейн с Алёной сидели перед ним, как рядовые сотрудники. Откинувшись, Андрей оценил реакцию интеллектуалки по дрожанию крестика на её груди – она порывисто дышала, не зная, как реагировать на нецензурщину, настолько это было incredible, но вместе с тем, на самом деле, очень брутально.

– Теперь такой вопрос начинается, – продолжил Андрей, оценив волнение Алёниной груди, – эта очкастая, я… как бы… не знаю, кто она такая, и что делает в нашем офисе. Я не принимал её на работу… на самом деле…, её нет в штатном расписании Совинкома – не веришь, взгляни хотя б одним глазком.

Они пристально смотрели друг на друга, и продолжали смотреть некоторое время после того, как Алёна, схватив сумочку, с криками «OMGadable!» выбежала из кабинета.

– Это всё недобросовестные сотрудники, – наконец, выдавил Штейн. – Ты очень доверчивый, и тебя все обманывают.

Он встал и обратился к последнему из оставшихся в кабинете бухгалтеров:

– Надежда… вы не оправдали наших надежд!

И стал медленно приближаться к ней, быстро заводясь, и пока дошёл, успел накричать, закатить истерику, обвинить, оскорбить, и уволить. Голос его гневным рокотом, как ручей – ущелье, наполнил помещение, на Надежду хлынул бурный поток негодования, который не удалось выплеснуть на Андрея. Он разоблачил бездействие и безответственность; и взмахом руки словно сорвал завесу будущего, и перед ошеломленными зрителями разверзлась дымящаяся бездна. Адский адъ! Все в ад!!! Возле дивана, этого последнего прибежища символического бухгалтера, Штейн закончил монолог следующей уничижительной фразой:

– Мы увольняем вас, прошу освободить помещение немедленно.

Андрей как бы в оправдание перед увольняемой развёл руками – мол, сам пострадал от тирана. Таня изумлённо смотрела на Штейна – в пароксизмах он был реально роскошен.

Поднявшись с дивана, Надежда подошла к секретарскому столу, стала выдвигать ящики, вынимать оттуда свои вещи, складывать их в пакет. Она путалась, роняла, поднимала с пола, складывала обратно.

Наконец, она собрала всё, что нужно, подошла к журнальному столику, прихватила свою чайную кружку, и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Женщина с жилистыми руками и простым сердцем, которая всю жизнь исполняла со смиренным величием свою повседневную работу, достойно удалилась, завершив свою миссию на Совинкоме.

Выйдя из за стола, Андрей направился к Тане.

– Что там делаешь, играешь в игрушки?

Несколько секунд Штейн стоял с видом человека, выполнившего тяжёлую, но необходимую работу.

– Теперь мы можем спокойно поговорить? – обратился он к Андрею.

И красноречиво посмотрел на Таню. Но у Андрея для этой игры были продуманы другие ходы – и Штейн не угадал насчёт того, какая фигура покинет поле.

– Давай потом, у неё сейчас процедуры, нам надо тут позаниматься.

Штейн был сама смиренность:

– Ну, ничего, я подожду. Ты же не против, это ведь наш офис.

– Ты не понял, процедуры будут именно здесь – сейчас принесут капельницы, другие все дела, медсестра только ждёт звонка. Девушке придётся обнажиться.

Таня усердно закивала: мол, так всё и будет.

Штейн печально вздохнул, вернулся к столу и принялся собирать бумаги, напоминая своим видом ушедшую Надежду.

– Позвони, как освободишься, – сказал он уже в дверях.

И вышел.

Приблизившись к Тане, Андрей сунул руку в прорезь на её штанине:

– Чего не заштопаешь? Ходишь, как оборванец.

Она оживилась:

– Собрался обнажать меня?

Он посмотрел время на компьютере:

– Сейчас пять… Побудем тут часик, мало ли, кто ещё позвонит из клиентов, потом поедем.

* * *

Андрей позвонил Штейну вечером – достаточно поздно, чтобы уже не встречаться. А телефонный разговор как-то не клеился – оба уже столько наговорили, что пора бы помолчать. Но, нужно было как-то развязываться, и Андрей спросил:

– Как там твоя тёлка?

Впервые он заговорил с ним в таком тоне, обычно женская тема затрагивалась издалека. Вроде как есть такие существа, а вроде и нет, а детей приносит почтальон и оставляет у подъезда.