М.Ф.

Собственная плоть. Я содрогнулся над конформистским порядком Крейг-роуд – куда единственный супермаркет поставил бесконечную шеренгу чересчур чистых с виду домов, имеющих одну общую стену, – длинной плоской, лишенной деревьев ленты с унылым голым солнцем. Земля в виде песчинок, не удержанных растительностью, завертелась на ветру, попав мне в глаза. Полные слез, они были готовы отреагировать на механический раздражитель, как на запал, вызывающий жалостный взрыв отчаяния, разряжающий все мое напряжение. Но кругом слишком много веселых покупателей. Мясо. Я не стану покупать здесь мясо. Свернул на Покок-стрит, потом налево на Росс-Кресент. Нин-стрит, Вентура-стрит, Редверслейн. Никто не знал Сиба Легеру. Дошел до кучки магазинчиков – канцелярский, нитки для вязанья, мясник. В витрине у мясника лежала замороженная филейная часть туши, без сомнения, аргентинская, около шести фунтов весом. Вот это я куплю. Его собственная плоть. Я жаждал большой жареной вырезки.

– Сиб Легеру?

– Кто? Что?

Мясник печально покачал головой, взвешивая кусок. Он был худ, как многие мясники, может, язвенник: среди ножей и секачей лежала пачка «Стамс». А потом волна памяти остро пронзила его.

– Ключ у табачника, говорите? Пять долларов тридцать.

– Да. Да да.

– Ли. Спросите у Ли. Шадуэлл-Парк-роуд. За Индовинелла-стрит. Знаете?

– Да. Да да да.

Я вышел с куском мяса, завернутым в три газеты. Наконец чего-то добился. С некоторым трудом вновь нашел Индовинелла-стрит. Доставить сперва ледяную говядину, пускай выпустит воду с кровью. А потом. Я нес ее быстро и осторожно, как бомбу с часовым механизмом, час которой скоро настанет. А потом позади музыкально рыгнул автомобильный гудок. Я оглянулся: то был полицейский патруль. Похоже, полиция, при повышенной чувствительности в связи с нынешней срочной службой, тоже размышляла в понятиях тикающей взрывчатки. Я остановился, патрульная машина тоже. Красивый ярко-красный автомобиль, очень хорошо отполированный. Водитель в обязательных темных очках не вышел, но вылез вчерашний вечерний сержант, за ним скелетообразный констебль в темных очках. О боже, подумал я. У обоих кобура тускло поблескивала на солнце. Сержант, как бы отрастив под глазами еще больше слоновьих складок, сказал:

– Так. Урок до сих пор не усвоил, да?

– Что вы хотите сказать? Какой урок? Есть какой-то закон, запрещающий ходить по улицам?

– Да, – подтвердил сержант. – В аморальных целях, как всему свету известно. Однако мы по-прежнему нарушаем и глупые шутки выкидываем, да? Мать твоя очень расстроилась, звонила нам, извинялась. И специально просила проверить, там ли ты, где быть должен, а именно у нее под присмотром.

Значит, Ллев, как и следовало ожидать, ничего ей не рассказывал о своем, по его глупому представлению, образе, хотя фактически это он меня пародировал. Ллев не унимался. Если не принять мер предосторожности, меня снова примут за Лльва.

– Слушайте, – сказал я. – Я не тот, кто вы думаете. Просто похож на него, вот и все. У меня с собой паспорт. Обождите-ка…

Я переложил изолированное ледяное мясо в правую руку, чтобы левой залезть во внутренний карман. Сержант с констеблем отскочили. Констебль зачем-то схватился за кобуру. Сержант сказал:

– Плевать на паспорта. Положи эту штуку.

– Это мясо, – говорю я. – Я купил его Для своей сестры и бывшей гувернантки. Они вон там живут.

– Гувернантки? – повторил констебль, произнеся слово, как «содержанки».

Сержант схватил сверток, развернул три экземпляра «Тимпу д'Тренсийта». Он не мог отрицать, что видит мясо. Потыкал длинным указательным пальцем, но стена льда винного цвета не поддавалась. Мрачно глянул на первую страницу, но ничего подрывного там не было.

– Ну и наглость. Что тут делает твоя сестра, если мать твоя там?

– Не моя это мать.

– Можно было б забрать тебя по подозрению, особенно после случившегося в Дууму. Только дичь у нас покрупнее тебя. Род, – сказал он констеблю, – свяжись по рации с мистером как его там, с директором цирка…

– Дункелем, – глупо вставил я.

– Да, да, знать не должен, а знаешь неплохо. Скажи мистеру Дункелю, Род, нам не надо, чтоб этот самый Лу шлялся по улицам. С нас и без него хватит. Давай, парень, делай, что собирался, и возвращайся на место.

Мне не хотелось, чтоб Дункель стучал в дверь, хотя ножницы у мисс Эммет, несомненно, наготове. Не хотелось, чтобы полиции было слишком хорошо известно о моем местонахождении. И я шагнул к «Йо-хо-хо, ребята».

– Что, там она… твоя сестра и другая?

– Хочу купить бутылку вина.

– Зачем пареньку в твои годы вино? Снова напьешься, начнешь делать грязные жесты?

– Собираюсь готовить baeuf а la bourguignonne.[79]

– Дерьмо заграничное.