M/F

Дом на пьяцца Паделла маленький, совсем непохожий на наш особняк в Стамфорде, штат Коннектикут, или на фамильный дворец Этель в Коулуне. Он стоит под стеной замка. Замок, согласно местному путеводителю, является характерным примером военной архитектуры XV века и на удивление хорошо сохранился, хотя ему довелось пережить не самые мирные времена. Он был объектом многочисленных битв, в том числе между семействами Орсини и Колонна. Мы приехали сюда отчасти ради того, чтобы в шумной итальянской тиши, вдали от нарастающих нью-йоркских стрессов, я мог записать эту хронику нескольких дней из моей ранней юности, отчасти ради того, чтобы нам было удобнее навещать Ромоло, который преподает экономику в Сиене, и чтобы Бруна, недавно разведшаяся со своим американским архитектором, могла навещать нас, периодически наезжая из Рима. Это наши приемные дети — те двое, которые итальянцы. Есть и другие, разных национальностей и цветов кожи. Своих детей у нас нет. Когда Этель была в детородном возрасте, я не раз умолял ее подумать о том, чтобы забеременеть от какого-то другого мужчины — так сильно мне хотелось ребенка из ее лона. Но она никогда бы не допустила, чтобы моральные принципы ее предков были осквернены западным духом вседозволенности, равно как и моим экстравагантным, с ее точки зрения, желанием увековечить ее точеную хрупкую красоту каким бы то ни было образом, кроме всяческого воспевания оной в моих стихах или же на полотнах Чеспите, Манины и Тиццоне. Она говорит, что совсем не жалеет о том, что у нас нет своих собственных детей: смешанные межрасовые браки — это прекрасный гуманистический политический идеал, но его эстетические результаты часто бывают не слишком приятны. И особенно, как она говорит, это касается генетического смешения моей расы и ее собственной.

Стихи Майлса Фабера публиковало лондонское издательство «Стернз и Лумис». Как хорошо, что мой поэтический дед не завладел этим именем и печатал свои творения под псевдонимом Мрак Смайт: он прямо как знал. Он давно умер и похоронен на кладбище Вольнодумцев в предместье Гренсийты, с надписью М.Ф., и ничего больше, на простой гранитной плите. Моя единственная ныне здравствующая родственница, Катерина, фактически руководит предприятием «Анна Сьюэлл — Черный Красавчик» — в двух отношениях это ей очень даже подходит, но в одном не подходит, поскольку она сама далеко не красотка. Тем не менее ей не раз делали предложения, но она предпочла остаться незамужней: говорит, одного раза вполне достаточно. Мисс Эммет покинула нас недавно, в возрасте девяноста лет — скончалась в диабетической коме, когда ни помощь, ни сахар уже ничего не изменят.

Жители Браччано, хотя и вежливые по природе и привыкшие к иностранным гостям, до сих пор таращатся на нас с Этель, когда мы идем в «Гранд-Италия» звонить за границу и ждем, когда нас пригласят к телефону, за кофе и самбукой con la mosca[33]. Мы, наверное, и вправду весьма необычная пара, хотя оба уже далеко не молоды и, как говорится, слегка набираем жирок. Мы оба высокие и представляем два полностью противоположных этнических типа. Хамоватые щеголи с прилизанными волосами из Тольфы, избалованные маменькины сыночки, самодовольные, никогда не выезжавшие за пределы своего захолустного городка, глазеют смелее своих соседей из Браччано. Они бы так не таращились, если бы Этель была с мисс Эммет, или мистером Дункелем, или Пином Шандлером, или Эспинуоллом. Но я — как и Адерин из Кардиффской бухты, и Говорящее животное — чернокожий. Китаянка с черным мужчиной — такое зрелище надо впитывать медленно, как «Куку-кугу» за три тысячи лир.

История, которую я рассказал, не столько правдоподобна, сколько правдива; во всяком случае, я признаю, что правдивость — понятие относительное. Основная структура стоит на прочном фундаменте достоверности, но даже будь все иначе, так ли это важно? Сигареты «Синджантин» меньше всего связаны со структурой, и все же в каком-то смысле это самая правдивая деталь во всем повествовании. Мне они нравились и нравятся до сих пор. У отца Этель есть в Корее высокопоставленные друзья, которые шлют мне эти «синджантинки» коробками. Я понимаю, что это вредно, но если ты дожил до пятидесяти и из всех хворей заполучил только боли в промежности, зубную боль, приступы одышки и тому подобное, сорок сигарет в день тебя — в смысле, меня — не убьют. Как я уже говорил, основная структура стоит на прочном фундаменте достоверности.