В.А. Хачиков257
, отдавая главную роль в инициировании убийства Эмилии Верзилиной (он полагал Эмилию заказчицей), подробно останавливается на каждом человеке из окружения Лермонтова в 1841 году в Пятигорске. Верной представляется мысль, что никто из «секундантов» не был единомышленником Лермонтова, поэтому вранье и молчание не было для них непосильно. Но убить его из них вряд ли бы кто решился. А если бы решился, то мог бы сделать это незаметно, свалив все на горцев. В принципе, свыше и планировалось, что горцы убьют. Но Лермонтов оставался жив, да еще постоянно отличался в операциях, что как бы «подымало рейтинг» поэта. Если бы в таких обстоятельствах состоялось убийство, то поэт вышел бы уже национальным героем.Но и это было бы не страшно. Самое страшное и опасное для большого света
– это замысел поэта написать явно, без шифровки серьезную вещь, о чем он сказал вслух. Потому что то, что могли понять посвященные, Лермонтов уже написал: в «Маскараде», «Герое нашего времени», в «Штоссе».В этой связи представляется интересным исследование математика и социолога С.Н. Петрищева о произведении «Штосс». Так, исследователь полагает, что «Штосс» Лермонтова
…последнее произведение в прозе, специально мистифицированное им под новый роман для устного прочтения в узком, избранном кругу специально приглашенных («числом около тридцати», по воспоминаниям Е.П. Ростопчиной. – С.П.), среди которых, судя по всему, находились все бывшие в то время в Петербурге получатели «диплома Ордена рогоносцев» на имя Пушкина утренней почтой в среду 4 ноября 1836 года.
Дело в том, что повесть «Штосс» у Лермонтова такая же «неоконченная», как и «Альфонс садится на коня» у Пушкина, и мистифицированная подобно последней пушкинской мистификации «Последний из свойственников Иоанны Д'Арк», где они оба зашифровали результаты своих расследований происхождения пасквильного «диплома Ордена рогоносцев». Пушкин, используя культовый масонский роман Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», зашифровал результаты собственного расследования происхождения и авторства диплома рогоносца, а также символической печати с масонским циркулем и монограммой «А Г» на конверте на имя графа М.Ю. Виельгорского (главных пасквилянтов, к диплому руку приложивших, С.С. Уварова и князя А.Н. Голицына, «двух гитанов, двух славных братьев-атаманов». – С.П.), а Лермонтов зашифровал результаты собственного расследования имени главного виновника почтовой рассылки диплома рогоносца с использованием мелочных лавок, своеобразных аналогов нынешних почтовых отделений в Петербурге той поры (главного почтмейстера в царствовании Николая I, князя Александра Николаевича Голицына – самой мистической и загадочной фигуры при императорах Александре I и Николае I. – С.П.). И первым из приглашенных слушателей и получателей диплома рогоносца на имя Пушкина, кто обязан был, по-моему, догадаться о чём и о ком на самом деле речь идёт у Лермонтова, был не кто иной, как близкий друг и товарищ Пушкина князь Пётр Андреевич Вяземский!