М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

устроили общий перерыв.Дамы остались на лошадях,

кавалеры же спешились и поднесли своим дамам чай

и пирожные, зрителей тоже ими обносили. Затем

к одиннадцатичасам вечера мы закончили «карусель»,

после чего еще до двух часовночи у нас дома была

репетиция «Карантина». <...>

Все воскресное утро (признаться, мы пропустили

даже обедню) ушло на репетиции. Обедали мы у Паш­

ковых... В семь часов вечера мы были дома, гостиная

наверху уже была полна гостей, которых маменька

принимала однас очаровательной обходительностью.

Были Пашковы, Баратынские, Шевичи 19, фрейлины

Бартеневы 20, Бороздин 21 и Трюке, Лили Захаржевская,

приехавшая из города, чтобы посмотреть наш спектакль,

всеБалабины 22, г. Ланской, Клюпфели 23, Толстые 24,

Мердеры, м-м Варези,Хрущевы, Реми, Тиран, Огаре­

вы 25, Зыбин 26, Золотницкий, Шувалов, нашЗахаржев-

ский 27 и м-м Б а г р е е в а , — вот, кажется, и все; в общем,

человек сорок.

Наконец нам сообщают, что все собрались. Занавес

поднимается, сердце мое бьется от страха за успех

спектакля. Первые сцены между Андре и Александри-

ной Трубецкой 28 проходят чудесно; последняя в белой

муслиновой тунике с локонами по-английски вызывала

восхищение своим изяществом и искренностью, непри­

нужденностью и тонкой очаровательной игрой. Затем

на сцене в платье из светло-голубого и кораллового

шелка появляюсь я в очень милой и очень забавной роли

ревнивой жены.Все смеялись, и, к несчастью, я тоже

дважды засмеялась, потому что публика падала от

с м е х а , — а ведь искреннийсмех (он был и в самом деле

искренним) так заразителен! Вольдемар играл моего

мужа, Дюпона, с огромными бакенбардами,изрядно

его старившими; свою роль он сыграл очень весело

и очень смешно. Лиз играла молоденькую вдовушку—

ту самую, что сеет раздор в обоих семействах. Она была

очень хороша в платье из органди, вышитом букетами,

с белой розой и кружевной наколкой на голове (этот

очень изящный головной убор ей дала м-м Пашкова) ;

она играла тонко и уверенно. Надин в белом закрытом

платье, в темном переднике и в маленьком чепчике

с розами играла торговкуподержанными вещами. Андре

играл восхитительно и как всегда был обворожителен!

280

Уходя со сцены, я из-за кулис, украдкой рассматри­

вала зрителей; „физиономии у всех были внимательные,

оживленные и смеющиеся, а когда закончились все три

акта, зрители, все еще продолжая смеяться, восклицали:

«Уже?!»Затем все снова поднялись в большую гостиную

выпить чаю. Его сервировала на длинном столе Фиона 29,

которую мы весьма изящнонарядили ради такого

случая. За это времямы переоделись, так что никто

не томился в ожидании.

В «Карантине» Левицкий приятно нас поразил: он

был очарователен. Подстегиваемый лихорадочным

страхом, он играл, словно в бреду,и дурачился `a la

Поль Мине 30, которого напоминал дородностью, па­

риком с зачесанными на лоб прядями (этот парик при­

давал ему чрезвычайно глупый вид) и, наконец, своим

костюмом женихас криво приколотым букетом. Все

хохотали над ним и над маленьким Абамелеком, восхи­

тительным в роли доктора,распевавшим во все горло

с истинно комической непринужденностью. Андре

в роли Габриеля был весел, трогателен, остроумен,

влюблен, а пел так, что, право, не будь я его сестрой,

я бы просто влюбилась.

Что до меня, я была в костюме невесты:белое

платье, кружевная фата с белой розой поверх локонов,

падающих на плечи. Во время длинной сцены между

мной и Андре зрители то и дело повторяли: «Хорошо,

очень хорошо, очаровательно, — и, мне кажется, они

были искренни.Виктор Балабин сказал мне, что он

желал бы, чтобы этот «Карантин» длился сорок дней.

Я доверяю больше лицам, нежели словам, и уверяю

тебя, у всех они были весьма оживленными.

После спектакля все снова поднялись в гостиную,

где ели мороженое, станцевали два экосеза, и к двум

часам ночи все разъехались...

Петербург, четверг, 13 октября< 1838 г.> , полночь

...Во вторник утром за нами заехала м-м Пашкова,

повезла нас к себе завтракать, а затем проводила до

железной дороги. Мы совершили очень приятное путе­

шествие с Абамелеком и бедным Лермонтовым, осво­

божденным наконец-то из-под 21-дневногоареста,

которым его заставили искупить свою маленькуюсаблю:

вот что значит слишком рано стать знаменитым!.. 31

281

Петербург, пятница, 21 октября< 1838 г.>

...Мы продолжаем вести наш обычный скромный

образ жизни: по утрам — визиты (я больше не спорю

из-за них с маменькой, лишь бы вечера оставались

свободными); вечерами в наших красивых комнатах

у горящего камина я чувствую себя совсем счастливой,

особенно когда приходит охота читать или работать...

<...> По-прежнему к десяти часам приезжают гости, но

их немного. Впрочем, в это воскресенье было человек

десять: Шевичи, Озеровы, Путята, Одоевская 32, Левиц­

кий, Лермонтов, Серж Баратынский и Веневитинов...

Петербург, пятница, 4 ноября< 1838 г.>