цом, за что многие его считали человеком без сердца.
Не надо забывать и влияния Байрона, и многих афориз
мов из «Героя нашего времени» — для оценки Лермон
това как человека. По натуре своей горделивый, сосре
доточенный, и сверх того, кроме гения, отличавшийся
силой х а р а к т е р а , — наш поэт был честолюбив и скрытен.
Эти качества с годами нашли бы себе применение и вы
яснились бы в нечто стройно-определенное, — но при
молодости, горечи изгнания и байроническом влиянии
они, естественно, высказывались иногда в капризах, ино
гда в необузданной насмешливости, иногда в холодной
сумрачности нрава. Вот причина противоречащих отзы
вов о Лермонтове как о человеке и, может быть, той не
охоты писать о нем, какую не раз мы сами подмечали
в лицах, имевших кое-что сказать о Лермонтове. Между
всеми теми, которых мы в разное время вызывали на
сообщение нам воспоминаний о поэте, мы помним только
одного человека, говорившего о нем охотно, с полной
326
любовью, с решительным презрением к слухам о дур
ных сторонах частной жизни п о э т а , — но и он все-таки
решительно отказался набросать хотя несколько заме
ток о своем покойном друге, отговариваясь ленью
и служебными делами. Мы должны прибавить, что
последняя причина была уважительна, наш приятель
собирался в экспедицию, где и положил свою голову 3.
Дружеские отношения его к Лермонтову были несом
ненны. За день до своего выступления из города <Пяти-
гор>ска, где мы сошлись с л у ч а й н о , — он, укладываясь
в поход, показывал нам мелкие вещицы, принадлежав
шие Лермонтову, свой альбом с несколькими шуточ
ными стихами поэта, портрет, снятый с него в день
смерти, и большую тетрадь в кожаном переплете, на
полненную рисунками (Лермонтов рисовал очень бойко
и недурно). Картинки карандашом изображали по боль
шей части сцены кавказской жизни, стычки линейных
казаков с татарами и т. д. Кой-где между ними были
еще стихи — отрывки из известных уже произведений да
опять шуточные двустишия и четверостишия, относя
щиеся к каким-то неизвестным лицам и не имеющие
другого значения 4.
Так как, пользуясь правами рецензента, мы наме
рены передать читателям кое-что из изустных расска
зов приятеля Л е р м о н т о в а , — то не мешает предвари
тельно сказать два слова о том, какого рода человек
был сам рассказчик. Он считался храбрым и отличным
кавказским офицером, носил имя, известное в русской
военной истории; и, подобно Лермонтову, страстно
любил кавказский край, хотя брошен был туда не по
своей охоте. Чин у него был небольшой, хотя на лицо
мой знакомый казался очень стар и и з д е р ж а н , — това
рищи его были в больших чинах, и сам он не отстал бы
от них, если б в разное время не подвергался разжа
лованию в рядовые (два или три р а з а , — об этом спра
шивать казалось неловко). Должно признаться, что
знакомец наш, обладая множеством достоинств, храб
рый как лев, умный и приятный в сношениях, был
все-таки человеком из породы, которая странна и даже
невозможна в наше время, из породы удальцов, воспе
тых Денисом Давыдовым и памятных, по преданию, во
многих полках легкой кавалерии. Живи он в двенадца
том году, при широкой дороге для военного разгула
и дисциплине, ослабленной необходимостью, его про
славляли бы как рубаку и, может быть, за самые шало-
327
сти его не взыскивалось бы со строгостью, но при мире
и тишине дела шли иначе. Молодость его прошла
в постоянных бурях, шалостях и невзгодах, с годами все
это стало реже, но иногда возобновлялось с великой
необузданностью. Но, помимо этих периодических
отклонений от общепринятой стези, Д<орохо>в был
человеком умным, занимательным и вполне достойным
заслужить привязанность такого лица, как Лермонтов.
Во все время пребывания поэта на Кавказе приятели
видались очень часто, делали вместе экспедиции и вместе
веселились на водах. С г о д а м и , — когда подробные
рассказы о последних годах поэта будут возможны
в п е ч а т и , — мы передадим на память несколько осо
бенных приключений, а также подробности о последних
днях Лермонтова, в настоящее же время, по весьма
понятной причине, мы можем лишь держаться общих
отзывов и общих рассуждений о его характере.
« Л е р м о н т о в , — рассказывал нам его покойный прия
т е л ь , — принадлежал к людям, которые не только не
нравятся с первого раза, но даже на первое свидание
поселяют против себя довольно сильное предубеждение.
Было много причин, по которым и мне он не полюбился
с первого разу. Сочинений его я не читал, потому что
до стихов, да и вообще до книг не охотник, его холод
ное обращение казалось мне надменностью, а связи его
с начальствующими лицами и со всеми, что терлось
около штабов, чуть не заставили меня считать его за
столичную выскочку. Да и физиономия его мне не была
по в к у с у , — впоследствии сам Лермонтов иногда смеялся
над нею и говорил, что судьба, будто на смех, послала
ему
лительном вечере мы чуть с ним не посчитались очень
к р у п н о , — мне показалось, что Лермонтов трезвее всех
нас, ничего не пьет и смотрит на меня насмешливо 5. То,