об издании журнала происходил раньше. Между тем, по утверждению
других мемуаристов, о плане издания журнала Лермонтов рассказы
вал друзьям лишь в 1841 г., во время своего последнего приезда
в Петербург.
5 Висковатову Соллогуб несколько иначе рассказывал об этом
эпизоде в 1877 г.: «Друзья и приятели собрались в квартире
Карамзиных проститься с юным другом своим, и тут,
растроганный вниманием к себе и непритворною
любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя
на тучи, которые ползли над Летним садом и Невою,
написал стихотворение «Тучки небесные, вечные стран
ники!..». Софья Карамзина и несколько человек гостей
окружили поэта и просили прочесть только что набро
санное стихотворение. Он оглянул всех грустным взгля
дом выразительных глаз своих и прочел его. Когда он
кончил, глаза были влажные от слез...» К этому
592
месту воспоминаний Соллогуба Висковатов сделал следующее
примечание: «Самый вечер у Карамзиных он описывает
как бы состоявшимся в 1841 г., в последний приезд
Лермонтова, что неверно. Мне он говорил: «Я хорошо
помню Михаила Юрьевича, стоявшего в амбразуре окна
и глядевшего вдаль. Лицо его было бледно и выражало
необычайную грусть — я в первый раз тогда заметил
на нем это выражение и, признаюсь, не верил в его
искренность» (
читал у Карамзиных еще в 1838 г. В 1840 г., перед отъездом,
он, конечно, читал «Тучи». Возможно, С. Н. Карамзина в одно из
посещений Соллогуба и восхищалась отрывком «На воздушном
океане...», но это было намного раньше.
6 О предчувствиях Лермонтова перед последним отъездом из
Петербурга в 1841 г. известен рассказ А. М. Веневитиновой, дочери
М. Ю. Виельгорского, записанный П. А. Висковатовым: «По свиде
тельству многих очевидцев, Лермонтов во время про
щального ужина был чрезвычайно грустен и говорил
о близкой, ожидавшей его смерти. За несколько дней
перед этим Лермонтов с кем-то из товарищей посетил
известную тогда в Петербурге ворожею, жившую у Пяти
Углов и предсказавшую смерть Пушкина от «белого
человека»; звали ее Александра Филипповна *, почему
она и носила прозвище «Александра Македонского»,
после чьей-то неудачной остроты, сопоставившей ее
с Александром, сыном Филиппа Македонского. Лер
монтов, выслушав, что гадальщица сказала его това
рищу, с своей стороны, спросил: будет ли он выпущен
в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он
услышал, что в Петербурге ему вообще больше не
бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожи
дает его другая отставка, «после коей уж ни о чем
просить не станешь». Лермонтов очень этому смеял
ся, тем более что вечером того же дня получил от
срочку отпуска и опять возмечтал о вероятии отстав
ки. «Уж если дают отсрочку за отсрочкой, то и
совсем в ы п у с т я т » , — говорил он. Но когда нежданно
пришел приказ поэту ехать, он был сильно пора
жен. Припомнилось ему «предсказание» (
с. 332—333).
7 Такого рисунка Лермонтова не сохранилось.
* Имеется в виду немка-гадалка Александра Филипповна
Кирхгоф, которая упоминается в письмах и дневниках современни
ков Пушкина и Лермонтова.
593
8 Французский перевод стихотворения «Е. М. Хитровой» («Вам
холод света незнаком...»), о котором говорит Соллогуб, неизвестен.
Русский текст его за подписью одного Соллогуба был опубликован
в «Отечественных записках» (1841, № 2, отд. 3, с. 251).
К. А. БОРОЗДИН
Корнилий Александрович Бороздин и его старший брат Николай
учились в Петропавловском училище, куда были помещены для
подготовки к поступлению в Училище правоведения. Оба брата были
определены в пансион Адриана Тимофеевича Крылова, учителя рус
ской словесности, о котором Бороздин пишет в своих воспоминаниях.
Позднее Бороздин закончил Московский университет и служил
в Симбирске, Ярославле и Петербурге. С 1854 г. он переезжает на
Кавказ, где знакомится с Николаем Петровичем Колюбакиным.
В своей работе «Упразднение двух автономий» он писал
о Колюбакине как прототипе Грушницкого (
Рукопись воспоминаний Бороздина, сохранившаяся в архиве
С. Н. Шубинского, редактора «Исторического вестника», не имеет
подписи, и долгое время автором ошибочно считался И. П. Забелла.
В статье Л. И. Бройтман «Новые сведения о последнем приезде
Лермонтова в Петербург в 1841 г.» (Русская литература, 1987, № 3,
с. 140—145) аргументированно доказывается принадлежность их
К. А. Бороздину.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
(стр. 350)
Печатается по рукописи:
1 Воспоминания Бороздина интересно сопоставить с заметкой
«Памяти Лермонтова», подписанной инициалами «Н. Кр.» (Новое
время, 1910, 24 марта/6 апреля, № 12224, с. 5). Автор ее в 1841г.
(тогда ему было 11 лет) жил в доме матери К. А. Бороздина Татьяны
Тимофеевны. В этой публикации не только подтверждается адрес
дома, где жила Е. А. Арсеньева, но и описывается сам дом:
«Е. А. Арсеньева жила в своем доме на Шпалерной улице. В 1841 году
этот деревянный одноэтажный дом был в 9 окон по улице. Двор был
просторный, но застроен, и через ворота на заду сообщался с домом
Лобанова на Захарьинской улице. В доме Лобанова жила Татьяна