М.О.Рфий

М.О.Рфий

 

 Светлой памяти «непобедимой и легендарной» посвящается.

 В. Н.

 

 Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость.

 

 Генерал А. И. Деникин. Очерки русской смуты

 

 

 

1 «Артиллеристы, Сталин дал приказ»

 

 Усатый прапорщик придирчиво изучал пропуск Корнеева, тянул время, явно демонстрируя высокую степень своей бдительности. Вот уже третий год по нескольку раз в день он пялился в этот красный кусочек картона и, конечно же, давным–давно наизусть знал не только фамилию, имя и отчество Корнеева, но и все штампы–допуски. Замысловатые значки, определяющие степень свободы в перемещениях по красным изрядно потертым ковровым дорожкам Министерства обороны. Прапор даже здоровался с офицером, если доводилось столкнуться, скажем, в лифте, но сейчас он на посту, а значит, надо ломать эту комедию, для видеокамеры, которая расположилась напротив. Кто знает, может быть, как раз сейчас командир роты охраны смотрит на него?

 Корнеев терпеливо дожидался окончания действия спектакля «одного зрителя». Он не был новичком в армии. За время своей службы научился и ждать, и догонять. Два, как всем известно, самых противных занятия в жизни.

 Он четыре года терпеливо ждал окончания училища, зачеркивая дни в календаре; пять лет ждал перевода «на большую землю», когда служил на Сахалине. Затем, когда, вдоволь помотавшись по отдаленным гарнизонам, впервые попал служить в крупный город (даже троллейбусы ходят!), четыре года ждал получения заветного ордера на свою первую офицерскую квартиру. Тогда Корнеев был уже подполковником. А сейчас (в этом он, правда, не хотел признаваться даже самому себе) он ждал увольнения в запас…

 Прапорщик вернул пропуск, взял под козырек. Один шаг — и Корнеев оказался в сутолоке чуждого и непонятного для него «гражданского» мира. Министерство обороны при всем бардаке, который здесь почему–то называют военной реформой, при всем идиотизме (он здесь так же неистребим, как запах кирзы и несвежих портянок в солдатской казарме) все–таки было своим, знакомым миром. Восьмиугольное здание Министерства обороны, словно остывающий осколок Советского Союза, инородным телом торчало посреди одной из самых шумных, размалеванных иностранной рекламой улиц Москвы.

 Корнеев не идеализировал атмосферу, царившую в министерстве, и в то же время не рисовал все черной краской. Он принимал её такой, какая она есть. Так спокойно умный человек встречает неизбежную старость, а за ней и смерть.

 Шестьдесят два шага от третьего подъезда до входа в метро «Арбатская» Корнеев всегда старался пройти как можно быстрее, впрочем, не сбиваясь на бег. Хотя он был одет в гражданский костюм («гражданку», как говорили офицеры), но шутливого правила не нарушал. Известно, что бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное — панику.

 На гранитном ограждении здания любили «тусоваться» алкаши и всякая арбатская рвань. По какой–то непонятной ему причине их здесь не трогала милиция. Каждый рабочий день приходилось, словно сквозь строй, проходить мимо этой разношерстной, опустившейся публики: утром усиленно опохмелявшейся, вечером — пьянствующей заново. Их опухшие, обильно разукрашенные синяками и ссадинами лица вызывали омерзение и жалость одновременно. Здесь они пили дешевую водку, блевали и спали. Мочились чуть в стороне, за углом: у закрытого резервного входа в здание министерства. Когда запах мочи достиг носа командира комендантской роты, он стыдливо приказал этот угол здания отгородить. Так появилось между вторым и третьим подъездом Министерства обороны странное сооружение, чем–то напоминающее могильную ограду. Несколько намертво скрепленных между собой металлических звеньев ограждения, тех, что использует милиция для направления людских потоков на различных массовых мероприятиях, по идее коменданта, должны были стать непреодолимой преградой для нарушителей общественного порядка. Алкаши, правда, мочились здесь по–прежнему, но теперь их мутные вонючие струи хотя бы не добивали до двери Министерства обороны.

 Корнеев, проходя мимо этого странного сооружения, невольно ловил себя на крамольной мысли: не за этой ли «могильной оградкой» покоится достоинство некогда великой армии?