М.С.

— И он меняет тебя. Ты вглядываешься в бездну, а бездна в тебя. Стремясь уменьшить зло, ты только увеличиваешь его количество.

— Я гораздо больше увеличила бы количество зла своим бездействием.

— Возможно, и так.

— А ты и вправду сгубила свой талант.

— Я просто выплеснула на бумагу скопившуюся желчь.

— А что ты выплёскивала, когда я была маленькой? Те сказки, которые ты мне бывало, рассказывала на ночь. Волшебные и очень добрые. Потом я ни в одной детской книге не встречала таких. Их ведь ты сочиняла. Иногда ты не рассказывала, а читала. И я видела листы в пишущей машинке. Куда ты их дела?

— Сожгла! — выкрикнула М. С. — Один пепел остался!

— Врёшь. — тоном непререкаемого утверждения отчеканила Марина. — Лежат они где-то. И ждут своего часа.

— Который не придёт.

— Как знать.

— Ты трусишь. Боишься брать на себя ответственность. Такая принципиальная, образец во всём. Чистюля! В грязи копаться не хочешь. Пусть другие роются, а это выше моего достоинства. Я такое эфимерно-воздушное существо. Украшение мира. Его грязь меня касаться не должна. Какая удобная позиция! Страусиная!

— Я не боюсь ответственности. Боюсь, что не справлюсь. Не моё это дело.

— Почему твой зам в отставку подал?

— Врачи запретили. Нервное переутомление в тяжелой стадии. Так кажется. А казался перспективным… Пусть теперь на даче сидит, да мемуары строчит. Все ломаются. А я словно железная. Устать не имею права. Нервы измочалены. А дела нет никому. Всё на мне. За всем следить надо. То, что на нем было, сейчас снова на мне. На мне одной. И не помощи, ни поддержки. Я вымотана страшно. Ломаются все. Одна я двужильная.

— Я знаю, что тебе тяжело. Но не в моих силах тебе помочь. Не в моих. Я ни в коей мере не враг Идее. Но. Я не смогу быть государственным деятелем. Это точно.

— Не хочешь. А вовсе не не можешь. Я ведь к власти не особенно стремилась. Но бывают моменты, когда понимаешь — если не я, то кто же? Действовать надо. А не болтать. Иначе конец всему. Я в значительной степени порождение системного кризиса.

— И одновременно, человек нашедший выход из этого кризиса.

Не верит больше легендарная М. С., само олицетворение новой грэдской империи, в людей. Вообще, она уже никому и ни во что не верит. Люди злы, подлы, завистливы и трусливы — это генерал-полковник знала чётко. Один вор, другой мерзавец, третий и то и другое сразу, четвёртый просто подлец. Все без исключения лгуны и завистники. Каждый только и мечтает о том, как бы нагадить другому. Сама такая, генералы твои, и вообще, каждый второй, не считая каждого первого не лучше. С волками живёшь — по-волчьи вой.

Имеются у неё основания так думать. Мотала жизнь по всей империи. От песков и барханов на юге до льдов и тундр на севере. Всё лучше узнавала Марина Саргон людей — и всё больше с каждым днём их ненавидела. Она потеряла веру в людей… А раз потеряла — значит когда-то она была, когда-то в людей верила. А годы шли — и не стало Марины Саргон. Остался только генерал-полковник с именем из двух букв — М. С…

Умный, но умеющий казаться глуповатым и хитрый государственный деятель. Временами крутой, жёсткий и даже жестокий. Так и должно быть, ибо только такие и могут управлять империей.

Но она тяжело больна, а скорее всего, не больна, а просто устала. Кляузы, жалобы, споры, все мерзости, скопившиеся в человеческих душах; доносы, интриги, повстанцы, восстания и дипломатические передряги; освоение месторождений, постройка заводов, сбор урожая, перевооружение армии и постоянно возникающие новые проблемы. Так без конца из года в год уже чёрт знает сколько лет. Немало людей М. С. люто ненавидит. Кто за что. Переломанные карьеры, остуженные амбиции непереводимой породы людей, рассматривающих любую должность как источник личного обогащения, банальная личная месть.

Зачастую ненавидят не М. С. лично, точнее не только М. С., сколько режим, который она олицетворяет. Почему? Непонятно.

Зачастую ненавидят даже за то дельное, что сделала или только намереваешься сделать. (А ведь и того, и другого немало.) Ненавидят… Ну и пусть! Но будут уважать. И будут бояться, пока будут слышать чёткий шаг гвардейских полков.

Генерал-полковник ненавидит людей, всех, без разбору. Грэдов, мирренов, кэртерцев — людей вообще.

Но когда-то она была иной. Когда-то была моложе. Когда-то люди для неё что-то значили.

А годы шли. И угасло пламя в душе генерал-полковника.

Не стало человека, заняла его место бездушная машина — командующий военным округом, а по сути — некоронованный император.

А она так одинока, и устала, и всё-таки больна. Пусть об этом никто и не знает. И никогда не узнает. Ибо нет у неё ни одной родственной души да хотя бы даже четвероного существа, к которому можно испытывать привязанность. Да и не может уже этого сделать.