Мачеха для Золушки

Девочек и крестную Аделаиду в Москву отвозил на джипе Вольдемар. Он приехал заранее, одобрил сына – «твоя копия, хорошо поработал, главное – не рыжий», и с ужасом уставился на клетчатую сумку, с которой уезжала Аделаида.

Сумка была полупустой. Крестная потребовала, чтобы сожженные вещи были компенсированы деньгами, но от старой Маринкиной дубленки и меховых полусапожек не отказалась. Дездемона, поцеловавшая ее на прощание, обвязала Аделаиду новеньким пуховым платком серого цвета. Спереди – крест-накрест, сзади – узел.

В пути Аделаида развлекала всех анекдотами из жизни коронованных особ, Вольдемару ужасно понравился про поэта Жуковского, которого царь Александр взял учителем русской словесности для своих детей.

– Значит, юная царевна на прогулке… – он решил повторить для лучшего запоминания.

– Княгиня, – перебила его Аделаида, – великая княгиня Александра.

– Ладно, она же была девчонкой и заметила на заборе слово из трех букв?

– Точно, – кивнула Аделаида.

– И тогда она спросила у отца, что это значит?

– Правильно. Царь потребовал, чтобы значение этого слова объяснил учитель, как знаток русской словесности.

– И он сказал, что это то же самое, что «суй»?

– Он сказал, что это по аналогии с рядом «совать – сую – суй». И предложил такой же словесный ряд с малороссийским словом «ховать», то есть прятать. Царю понравилось его объяснение, и он подарил Жуковскому серебряный портсигар…

– Попросив его при этом хорошенько портсигар «ховать», – подхватила Аделаида. – И Жуковский, пряча портсигар в карман, благодарил, повторяя короткое производное от «ховаю» – «прячу, прячу, ваше величество».

Крестная Аделаида не стеснялась употреблять матерные слова.

– Ерунда все это, – заметила Иринка. – Какие заборы? Еще скажите, что это написали на Кремлевской стене. И чем, интересно, тогда писали на заборах?

– Угольком, – просто ответила Аделаида.

А в Москве оказалось, что крестная боится летать на самолетах. Никакие уговоры не помогли, и было закуплено купе в поезде на Санкт-Петербург. Перед отъездом Вольдемар отвел девочек в музыкальный клуб, а крестную в буфет этого клуба, чтобы она могла видеть их через прозрачную перегородку. Аделаида выпила двести граммов коньяка и рассказала еще парочку анекдотов, за которые он зауважал ее и перестал коситься на клетчатую сумку.

– А все-таки, откуда вы узнали про ребенка Дездемоны? – спросил он, когда, по его подсчетам, двести граммов уже должны были подействовать.

– Ты крещеный? – спросила на это Аделаида.

– Крещеный. – Вольдемар потянул цепочку из воротника рубашки.

– Дездемона мечтает окрестить ребенка. До сих пор по церковному уставу это было невозможно – он незаконнорожденный. Надеюсь, теперь ты сможешь убедить своего начальника вступить в законный брак. Веская причина для такого шага. Что уставился? Без давления, не настаивай, потихоньку, но убедительно. Покажи свой крестик. От этого всем будет хорошо, и я успокоюсь.

– А вот тут, бабуля, у тебя полный пролет! – злорадно объявил Вольдемар, забыв о вопросе, на который так и не получил ответа. – Филимон второй год одну женщину окучивает – он ей даже свой перстень отдал, чтобы искать ее сподручней было, и в Африку за ней летал! Спорим, если найдет ее, то сразу женится? Нет, сына он, конечно, признает…

– Она покруче Дездемоны будет, да? – перебила его крестная.

– И в темноте рядом не стояли! Как только он увидел ту в аэропорту, сразу сделал стойку. Сразу мощно так, по-мужски пошел напролом, вынул перстень тыщ за двести, щиколотку измерил.

– Что измерил?.. – не поняла Аделаида.

– Щиколотку. Хотя и на расстоянии было видно, что эта щиколотка побьет все ранее сделанные измерения. Красотка эта тоже не из стеснительных оказалась. Сдернула с головы парик в знак полной честности.

– И что?..

– Ничего. Бритая оказалась. Но ей идет. Хотя… Не в моем вкусе. Высока, тоща и надменна, как и все фотомодели.

– Она фотомодель? – осторожно поинтересовалась Ада.

– Ну да. Мы потом увидели ее в журнале, там и размеры разных частей тела указаны были.

– А имя? – как можно равнодушней поинтересовалась Аделаида. – Имя было указано?

– Не знаю – имя это или кличка… Забыл, – задумался Вольдемар.

– Трагичней, чем Дездемона?

– Нет… Не Шекспир. Что-то из греческой мифологии.

– Гера?..

Вольдемар задумчиво покачал головой.

– Деметра? Алкиона? Эвридика? Пенелопа? Гесперия?

– Стоп, стоп, – он поднял руки, сдаваясь. – Она была нехорошей женщиной. Любила мстить. Страшная женщина.

– Горгона?

– Нет, Горгону я знаю, Горгона – это… – Очнувшись, Вольдемар внимательно посмотрел на сильно заинтересовавшуюся Аделаиду. – Она еще детей своих… зарезала, зараза.

– Медея? Жена Ясона?

– Точно. Медея. Надеюсь, она не замужем, а то Филимон никак не может ее забыть.

После этих слов Аделаида засобиралась, хотя до поезда времени было полно. С девочек сдернули наушники, отвели их на платформу. Еще с полчаса все стояли, мерзли. Вольдемар смотрел на глубоко задумавшуюся крестную и в душе злорадствовал – поделом ей, прыткой такой. Приехала ниоткуда и за две недели устроила в жизни Филимона полный бардак. Он знал таких неуемных престарелых ведьм – живут за счет чужих переживаний, интриг и судилищ, а когда рядом не оказывается желающих жениться или развестись под их четким руководством, подсаживаются на сериалы и книжки из туалетной бумаги.