Мачеха для Золушки

– Сама виновата, – заметил Виктор Филимонович, подсаживаясь в темноте к Зое на ступеньки беседки.

Зоя взяла из его руки сигарету и затянулась. Дождавшись у папочки полного столбняка, выдохнула дым в зависшую над беседкой луну и вернула сигарету.

– Пап, – проникновенно попросила Зоя после этого, – переведи меня в другой интернат.

– Опять за свое? – Кое-как справившись с желанием надавать дочери оплеух за курение, Виктор Филимонович на всякий случай загасил сигарету о подошву дорогих ботинок. – Ты будешь учиться с сестрами, и точка! И не надо устраивать показательный дебилизм, как в прошлом году. Все в колледже знают, что ты за один семестр запросто одолеваешь все предметы за два года, и еще хватает времени пакостить! Я предупредил – двойки тебе не ставить. Будешь мыть полы и убирать в конюшне за каждый «незачет».

– Сейчас все серьезней, – уверила отца девочка.

– Например! – хмыкнул он.

– У Маринки начались месячные.

Виктор Филимонович закашлялся, подавившись смешком. Потом они помолчали. Зоя ждала, пока отец переварит информацию.

– Не вижу связи, – выдал он минуты через три.

– Почти у всех девочек из класса уже пришли месячные.

– Это естественный процесс, – уверенно заявил Виктор Филимонович. – Тебе его тоже не миновать.

– Я младше всех! – повысила голос Зоя. – Пока дождусь этого самого естественного процесса, сестры меня изведут! Ну как же ты не понимаешь, я среди девчонок как неполноценная! Я вообще не могу с тобой об этом говорить, почему ты не женишься, в конце концов?!

– Согласен, для тебя это новое ощущение – чувство неполноценности, – кивнул Виктор Филимонович, проигнорировав ее вопрос.

– Ничего подобного!

– Да? – удивился он.

– Да! Да! – крикнула Зоя и вскочила. – Посмотри на меня! Я же уродина. Толстая и конопатая уродина! И всегда такой была.

Виктор Филимонович еще больше удивился.

– Поговорим на эту тему, когда вырастешь.

– Ты тупой, как все папаши, – вздохнула Зоя и села.

– Не нарывайся.

– И уже никогда не поумнеешь! – продолжала нарываться Зоя. – Я не могу находиться в интернате вместе с сестрами. Это несправедливо – у нас разница в возрасте, а мы толчемся в одном классе!

– Раньше надо было думать: писать диктанты с ошибками, не хвалиться своим умом и сообразительностью и не проскакивать за год по два класса.

Зоя сердито засопела.

– Зачем ты еще Иринку затащил к нам в класс?!

– А зачем ты ее подтягивала по математике и английскому?!

– Я!.. Я убегу.

– Бегала уже. Не надоело?

– Я убегу так, что ты меня не найдешь!

– И в это мы уже играли, – вздохнул Виктор Филимонович. – Когда-нибудь найду, куда ты денешься… Охранников в колледже сменят, сигнализацию дополнительную установят, вот и вся недолга. Дотяни уж как-нибудь до совершеннолетия, получи образование, паспорт и гуляй на все четыре стороны.

– А до тринадцати?

– Что – до тринадцати?

– Если я закончу колледж в тринадцать? Ты меня потом не зафигачишь в какой-нибудь Оксфорд с сестричками на пару?

– С тебя станется, – пробормотал Виктор Филимонович, совершенно не представляя, что он будет делать с Зойкой через три года. Разве что…

– Договорились, – кивнул он. – Если закончишь с отличием в тринадцать, будем считать твое образование законченным. И тогда…

– Что? – не выдержала дочь его затяжного молчания.

– Выдам тебя замуж.

– Как это?.. – оторопела девочка. – А можно?

– Ты же знаешь, я все могу. Я даже знаю, за кого тебя выдам.

– Заметано! – вскочила Зойка.

– Ты что, не спросишь – за кого?

– Мне все равно, – как можно равнодушнее ответила девочка.

– Нет, ну ты должна знать, вдруг…

– Понравится! – уверила его Зоя. – Только есть одно условие.

Виктор Филимонович выдохом снял напряжение, вдруг накатившее спазмом мышц живота. Все не так безнадежно, девчонка в своем уме, раз у нее есть условие, а за три года…

– Одно условие? – уточнил он.

– Одно. Моя свадьба будет первой.

– Не понял, – сознался отец.

– Я выйду замуж первой, а сестры – потом.

– Понял, – кивнул Виктор Филимонович.

Он начал считать, сколько лет будет старшей – Маринке… а Иринке? – она на год младше. Получалось, что через три года, когда Зое исполнится тринадцать, Маринке будет шестнадцать, а Иринке пятнадцать. Все нормально. Зойка пойдет на рекордный трехлетний рывок, а ее сестрам придется «париться», как они выражаются, в колледже еще лет пять как минимум… Какие могут быть свадьбы? Очень довольный собой – теперь эта самая большая заноза в его жизни будет занята по самое горло, – Виктор Филимонович совершил роковую ошибку. Он сказал:

– Договорились!

И не просто сказал, а когда Зойка потребовала подписать договор у юриста, отнесся к ее просьбе очень серьезно.

К полуночи подъехала Мара.

– Что-то случилось? – спросила она, едва выйдя из машины.

– Ничего не случилось, Зойка захотела подписать договор, – весело объявил Виктор Филимонович. – Если закончит за три года свое образование, я выдам ее замуж!

– Я же тебя просила! – сердито хлопнула дверцей Мара. – Просила не принимать важных решений накануне вылета на работу!

– Заткнись и заверь наш договор, – рассердился хозяин.

– Почему здесь челядь топчется? – развела руками Мара.

– Свидетели мы, – объяснил садовник Елисей. – Так Зойка сказала.

– Дали девчонке волю с детства, вот она и куражится, – вздрогнула Мара, кутаясь в платок.

Через пятнадцать минут она, размахивая листком бумаги, возмущенно спросила:

– Кто это сочинял?

– Зойка написала, а что? – Виктор Филимонович вырвал у нее листок и понял, что придется все внимательно прочесть.

– Штрафные санкции читал?

– Штрафные?.. Доча, ты что? – он нашел глазами зевающую Зою.

Та сидела за столом между садовником и кухаркой и изображала, что помирает от скуки.

– Ты юрист, ты и объясняй, что она там мне припаяла за невыполнение договорных обязательств. – Виктор Филимонович сунул бумагу Маре и потребовал, многозначительно подвигав бровями: – Вкратце.

– Вкратце? Тогда так. Если ты не выдашь Зойку замуж в тринадцать лет, после выполнения ею своих обязательств по учебе…

– С ее учебой все понятно, – перебил Виктор Филимонович.

– А тебе понятно, что по нашему законодательству она не может выйти замуж до достижения ею хотя бы шестнадцати лет?

– Не отвлекайся! – повысил голос хозяин и подмигнул дочери. – Что там будет, если не выдам ее замуж?

– Она… Она требует должность Афони Каурского.

– Царство ему небесное! – поспешно перекрестилась Дездемона.

– Не понял! – воскликнул хозяин. – Афони, который подорвался?

– Вот она и требует, чтобы ты обеспечил ей полное обучение подрывному делу и взял в отряд спасателей. Если уж у тебя не получится выдать ее в тринадцать лет замуж.

– Зачем?.. – все еще не мог понять Виктор Филимонович и гнал от себя предчувствие неприятностей.

Садовник Елисей, потрогав распухшую правую скулу, вдруг поддержал Зойку:

– Вместо Афони, значит. А что? Она девчонка сообразительная и не без этого самого… – Он неопределенно повертел рукой перед лицом. – С чутьем и пониманием жизни.

Виктор Филимонович внимательно посмотрел на него, скомкал договор и бросил его на пол.

– Ложный вызов, – сказал он Маре, вставая. – Мой шофер тебя отвезет и до квартиры доведет, половина первого ночи все-таки. А с тобой!.. – он ткнул пальцем в Зойку, та съежилась. – С тобой у нас отдельный разговор будет… – Виктор Филимонович подумал несколько секунд, потом кивнул: – В каникулы!

– Давай хоть какой-нибудь договор подпишем, – тихо попросила Зоя. – Сам составь, я подпишу…

– Обойдешься. Я с тобой как со взрослой, а ты!.. Вместо Афони, вы только послушайте! Детский сад, честное слово!

– Кстати, о честном слове, – решила успокоить девочку юрист Мара. – Устное соглашение в присутствии свидетелей тоже считается юридически обоснованным фактом совершения сделки. Если свидетели, конечно, согласятся впоследствии этот самый факт подтвердить.

Она нарочито серьезно смотрела по очереди на садовника и на Дездемону. Елисей сообразил первым, закивал поспешно, приложил ладонь к груди:

– Да я за Зойку!.. Да я ее хоть сей момент готов объявить своей будущей женой!

– Дурак! – дошло и до Дездемоны. – Очень ты ей нужен, мужлан неотесанный, если она уже через три года учебы в этой Прибалтике бакаланом будет!

– Бакалавром, – поправила Мара.

– Что это за ерунда? – удивился Виктор Филимонович.

– Так по-европейски называется тот, кто у нас, например, закончил техникум и имеет специальное среднее образование.

– Значит, то, что у нас – пэтэушник, по- ихнему – баклан… – пробормотал Виктор Филимонович и, метнув в Зою тяжелый взгляд, приказал:

– Выйди!

Зоя поспешно шмыгнула за дверь. Прошлась по коридору и на цыпочках вернулась к гостиной.

В комнате как раз установилась тишина. Хозяин выяснял, кто сообщил Зойке о смерти подрывника Афони. Тишина затянулась.

– Она могла узнать только от своих! – настаивал хозяин.

– Зачем нам говорить ребенку о таких вещах? – первой приняла на себя гнев хозяина Мара.

– Зачем?! – завелся тот сразу. – А зачем мне подсовывают психолога? Зачем эта дура потом приходит ко мне и начинает нести ахинею о мужской импотенции? Зачем, спрашивается, если она должна была всего лишь устроить реали… рилиа…

– Реабилитационное восстановление, – подсказала Мара.

– Сам знаю! Она должна была устроить восстановление всем, кто видел, как Афоню разнесло на куски! А вместо этого пришла ко мне и стала выяснять…

– Это я виновата, – перебила его Мара. – Привела ее на вечеринку. Для общего знакомства…

Виктор Филимонович посмотрел на нее и как будто выключился. Грузно растекся на стуле.

– На то ты и юрист, чтобы быть виноватой, – пробормотал он.

– А я тут вспомнил, – внедрился садовник Елисей, – когда в прошлом году наших двоих погребло под музеем, Зойка ведь тоже тогда знала, кто умер!

– Да она наверняка подслушивает все время под дверью, – устало отмахнулась Мара.

Все посмотрели на дверь. Зоя с той стороны начала отходить на цыпочках.

– А вы уже знаете, кто жених? – вдруг спросила Дездемона.