Мачо

– Советую не торопиться. Подумайте. Решается ваша судьба. Как скажете, так и будет.

Вот когда она стала живым человеком, а не частью компьютерной машины, сомнения Елены Андреевны окончательно развеялись: это действительно была тетя Эмма, которая помнила, любила и искренне страдала о своей племяннице. Но не имела права подсказать, выйти из игры, нарушить ее жестокие правила.

– Боже мой, боже мой, – трясущимися руками Елена Андреевна выхватила загодя приготовленную ручку, уложенный сверху прочих документов плотный лист готовой дарственной. Как она могла сомневаться?! Размашисто, на четверть листа подписалась.

…Она не поняла, как все произошло. Зал с компьютерами и стеллажами растаял. В глазах почернело, точно притушили свет. Стены зыбко съехались, сдвинулись, заколыхались, порозовели. Из сгустившегося воздуха вырастали лестницы и колонны. Зеркало, бассейн, кровать стали приобретать явственные формы. Ноги Елены Андреевны по щиколотку тонули в мягчайшем ворсе.

…– Елена Андреевна! – послышался из сада раздраженный голос балерины. – Ковры пропылесосены безобразно. Оконные стекла в разводах! Честное слово, я вас рассчитаю.

Последовало одобрительное жизнерадостное ржание Вовчика.

Елена Андреевна посидела еще минутку, вздохнула. Потом встала с постели, привычно взяла в руки ведро с водой, швабру, средство для мытья окон – и пошла вон из спальни.

ЖЕНА НАЧЕРНО

Галина – значит «кроткая»

…Жила идеальная семья. Галина Яковлевна – медицинская сестра, а у медсестер зарплата, известно – кот наплакал. Основной добытчик – Олег Николаевич, глава семьи, занимающий крупную руководящую должность, про таких говорят: как за каменной стеной. Галина выносила, родила, выкормила и вынянчила трех прелестных девочек: Веру, Надежду, Любовь. Третьего ребенка не хотела, он уговорил: «Вдруг будет мальчик, наследник?»

Каждая женщина знает: рождение ребенка – это целая эпоха в ее жизни. «Я» полностью растворяется в процессе выхаживания крошечного беспомощного существа, буквально сливаясь с ним. Значит, у Галины были три такие эпохи. Нянчиться с малышками ей приходилось все чаще одной: у супруга командировки, учеба. Затем они плавно переросли в охоту без дичи, рыбалку без рыбы, в сауны, презентации, пьянки.

Счастливую женщину видно по блестящим глазам. Галина Яковлевна в последнее время глаза чаще прятала – возможно, потому, что характер у нее был скромный, безответный. Вполне соответствовал имени, которое в переводе звучит: «кроткая, милая, нежная». А может, просто не хотела показывать их покрасневшими, распухшими.

Зато коллеги-женщины продолжали завидовать новым кофточкам и платьям Галины Яковлевны. Тогда было время всеобщего дефицита, а Олег Николаевич был пробивной человек, должность, повторяю, занимал престижную, высокооплачиваемую. Потом было новоселье: семья получила прекрасную четырехкомнатную квартиру в центре города. Девочки росли, мама каждое утро расчесывала нежные локоны, вплетала в косички пышные банты, целовала мордашки, все еще пахнущие молоком. Гуляла с ними, играла, читала книжки.

МОРЩИНКИ НА ЛИЦЕ – ТРЕЩИНКИ В ЖИЗНИ.

Только – коллеги замечали – Галина день ото дня становится задумчивее. Между бровей пролегла и уже никогда больше не разглаживалась скорбная морщинка. Позже на работе стали замечать на нежном лице загримированные карандашиком ссадины, шрамы. Она скрывала их происхождение (сама виновата: головой нечаянно ударилась о рифленое дверное стекло, порезалась).

Однажды она срочно взяла отпуск за свой счет и уехала в соседнюю область, к маме. Прямо с поезда села в такси. В дороге ее несколько раз стошнило, она на глазах теряла сознание. Таксист, глядя на посиневшее лицо пассажирки, отвез ее, не спрашивая, в травмпункт. Там поставили диагноз: сотрясение головного мозга. Потом, после возвращения, будет второе, третье сотрясение мозга. Коллеги уговорили ее пройти судебную медэкспертизу.

После каждого избиения девочки приходили в больницу и умоляли: «Мама, не заявляй на папу в милицию. Его посадят, а с тобой мы умрем с голода».

Олег Николаевич тем временем не терял времени. Он как раз подавал на развод, встретив юную Судьбу, на двадцать лет младше его: тоненькую, длинную, миловидную – вылитую Барби. Когда шли рядом на улице или сидели в кафе за столиком – их принимали за отца и дочку. Есть, знаете, для сорока – пятидесятилетних мужчин в этом что-то эдакое… пушисто щекочущее самолюбие.

«МАМОЧКА, НЕ ОСТАВЛЯЙ НАС!»

Сейчас Олег Николаевич решал совсем другие вопросы. Квартира, которую он гордо называл «родовое имение», могла уплыть в руки жены. Ведь суд, как правило, оставляет детей (тем более девочек!) с матерью. Неужели ему с его Барби уготовано ютиться в убогой однушке?

А еще на карту была поставлена честь. Одно дело: друзья похотливо хохотнут: «Седина в бороду, бес в ребро, на молодятинку потянуло?» И совсем другое: выйти из игры почти героем, идеальным многодетным отцом.