– Эрнст Тельман – лидер эксплуатируемых берлинских рабочих, – с укоризной объяснил мне киоскер. Судя по интонации, себя он также причислял к упомянутой категории населения.
Тельман был пролетарский лидер. Имя я знал, но позабыл, на какой политический платформе стоит упомянутый политический деятель. Видимо, в тот день Тельману удалось «замутить» что-то серьезное, потому что откуда-то с соседней улицы стали доноситься крики и шум, вероятно, это и были те самые беспорядки, которых опасалась моя добрая хозяйка.
– А у вас как дела? – в свою очередь вежливо поинтересовался у меня торговец.
Как у меня обстояли дела? Судите сами. Вчера вечером я закончил съемки своей новой фильмы, ночь провел с любимой женщиной, утром вместе с ней же замечательно позавтракал, и, кроме того, в моей башке уже возник замысел новой картины.
– Отлично! – искренне ответил я и, не вдаваясь в сладостные детали, вынул из пачки папироску, чиркнул спичкой, вдохнул долгожданный дым и, не теряя времени, отправился продолжать завтрак. Идти было минуты три, я почти уже дошел до дома, как вдруг увидел бегущего по улице человека с кинокамерой. За ним бежал полицейский с дубинкой. Не было никаких сомнений, что полицейский собирается стукнуть убегающего кинематографиста этой самой дубинкой, как только тот окажется в пределах досягаемости.
Со стороны это напоминало комическую сценку «Постовой преследует похитителя киноаппарата», вот только смешно не было. Человек с камерой явно выдохся от бега. Полицейский тоже выдохся, но было ясно, что вскоре он непременно догонит беглеца и осуществит задуманное.
Во время разгона несанкционированной манифестации красных бдительный страж порядка заприметил человека с кинокамерой и решил поинтересоваться, есть ли у того официальное разрешение на съемку. По новым правилам таковое должно было иметься. Власти не желали предавать огласке тот факт, что разгонять протестующих красных полицейским помогали патриотично настроенные граждане из штатских. А что еще было делать? Финансирование полиции было сокращено из-за нескончаемого экономического кризиса, и сил правопорядка не хватало. Требуемого разрешения у человека не оказалось, и вследствие этого пустяка у незнакомца возникло некое недопонимание с представителем закона.
Я не мог не проявить профессиональную солидарность и в тот самый момент, когда незнакомый мне коллега был пойман, вмешался в происходящее. С полицейским я был шапочно знаком, имени его, правда, не знал, он патрулировал наш квартал, и мы всякий раз приветливо здоровались при встрече. Поздоровались мы с ним и в тот день.
Он внял моим увещеваниям и, будучи людьми цивилизованными, мы разобрались на месте. Был найден компромисс: незнакомый кинооператор согласился добровольно засветить пленку, находящуюся в киноаппарате. Полицейский же не стал настаивать на препровождении кинематографиста в участок для составления протокола. Кассета была незамедлительно вскрыта под безжалостными к кинопленке солнечными лучами, и факт жестокого разгона митинга реакционным правительством перестал существовать в истории кинематографа. Я вежливо поблагодарил постового за снисходительность, и он с чувством выполненного долга отправился по делам службы.
Как только полицейский скрылся за углом, освобожденный кинематографист послал ему вслед неприличный жест, заговорщицки подмигнул мне и с лукавой улыбкой вынул из-под брючного ремня кассету с пленкой. В процессе погони персонаж успел заменить отснятую кассету, которую предусмотрительно спрятал за поясом.
Сюжет о пролетарских волнениях в Берлине был показан в лондонских кинотеатрах уже через неделю.
Так я познакомился с Брит Бриттом, человеком из Лондона. Бывает, посмотришь на человека и сразу поймешь, что он иностранец, причем в хорошем смысле этого слова: одевался он по лондонской моде, когда элегантность кроется не в броскости, а в практичности и удобстве одежды. Брит Бритт – запомнить было несложно, имя и фамилия совпадали.
Имя было ирландским, в честь предков матери, которые переселились в Лондон из Дублина, а фамилия, как нетрудно догадаться, абсолютно британская, от папы. Обоими этими фактами ББ гордился и подробно рассказывал мне о своих корнях. Он утверждал, что пишет книги, я верил ему на слово, хотя ничего из написанного прочесть мне не привелось. Иногда он вдохновенно цитировал отрывки из своей будущей книги, в процессе написания которой пребывал перманентно. Не знаю, написал ли он ее в конце концов.
Основным видом его заработка были съемки кинохроники, он не расставался со своей кинокамерой. Аппарат у него был что надо – «Аймо», трехглазка.
Сейчас его можно было бы назвать фрилансером или стрингером, но тогда подобных терминов не существовало. Увлекающийся путешествиями британский аристократ – определение было бы верным, вот только это нельзя считать профессией. Отснятые сюжеты ББ продавал британским студиям, которые использовали их в альманахах своих киножурналов. В те годы происходящее в Германии вызывало большой интерес, и потому на его кинозарисовки имелся спрос.