Мадагаскар. Кинематографический роман

Конечно, вышеупомянутые законы и правила, которые приходилось соблюдать гражданам, не вполне разумны и справедливы, в этом нет никаких сомнений, хотя в правительстве было много достаточно здравомыслящих и приличных людей, понимающих это не хуже меня. Бюрократические запреты, безусловно, можно обойти, имея нужные связи и заинтересованность начальства в том, что ты делаешь. А заинтересованность во мне у руководства была. Говорю это вовсе не из тщеславия, просто констатирую факт. Администрация любезно пошла мне навстречу и выправила документы для свободного передвижения по стране.

Я долго искал подходящее место для съемок, пока не остановился именно на этой территории. Места были живописные – невысокие холмы с растущими на их склонах одинокими деревьями придавали им особое очарование. Не случайно здесь много лет жили и работали замечательные живописцы, воспевающие сельскую идиллию, такие как Карл Шпицвег, Макс Либерман и Людвиг Диль.

Об этих местах мне подолгу рассказывала фрау Густава, в молодости она часто приезжала сюда со своим покойным мужем, известным художником. По слухам, сюда на пленэр наведывался и сам Гитлер, хотя точно этого никто не знает, жизнь великих часто обрастает слухами и легендами. Но ему, Гитлеру, здесь бы точно понравилось.

Помимо природных красот для успешного кинопроизводства важна масса других факторов. К примеру, где селить съемочный персонал и специалистов, как будут размещены актеры, далеко ли находится лаборатория для обработки пленки и цех киносъемочной техники, в каком состоянии дороги и коммуникации. Все это влияет на производственный график и календарно-постановочный план.

Сроки создания ленты были изначально поставлены очень жесткие, и нарушить их я был не вправе. По не зависящим от меня обстоятельствам я какое-то время находился в творческом простое и теперь должен был ни в коем случае не подкачать с этой нежданно представившейся мне возможностью. Сейчас, когда все формальности утряслись, нельзя не признать, что все сложилось к лучшему.

Здесь, в живописных окрестностях города Дахау, имелись все условия для комфортных съемок. Несколько приличных гостиниц и пансионатов, замечательные дороги, существовала даже взлетная полоса для самолетов, которую я собирался использовать для съемок финала картины. А неподалеку совсем недавно было организовано промышленное предприятие под одноименным названием «Дахау». Оттуда и решено было брать строителей для возведения декораций моей новой многосерийной фильмы «Фюрер подарил евреям город».

Колонна грузовиков, сопровождаемая легковым автомобилем, въехала на поле и остановилась, образуя в отдалении аккуратную линию. Из легковой машины вылез человек, чей светлый героический образ по многочисленным плакатам и кинолентам последних лет стал известен миллионам людей, и направился к Штефану. Это был его давний знакомый по кинематографу Ганс Шметерлинг. В прибывшем человеке все было прекрасно – и атлетическая фигура олимпийца, и волевые черты лица эллинского героя, и с иголочки сшитая форма офицера СС, сидевшая на нем как влитая. Оживший образ нации не мог не вызывать восхищения. Блондин, голубые глаза – без всякого намека на использование краски для волос, контактных линз и каких бы то ни было на тот исторический период времени пластических операций и иных рукотворных вмешательств.

– Мадагаскар! – радостно воскликнул прибывший вместо приветствия и широким жестом обвел поле.

– Наконец-то ты запомнил текст! – позволил себе пошутить Штефан, хотя уже давно дал себе слово не допускать излишних вольностей с представителями властей.

Шметерлинг тактично сделал вид, что не обратил внимания на несколько неуместную, понятную лишь им двоим остроту, и величественно бросил Штефану пачку молотого кофе, которую тот ловко поймал на лету. Хороший кофе найти сейчас было непросто, да и не очень хороший тоже был в дефиците, но Шметерлинг исправно снабжал Штефана этим продуктом. То была некая благодарность за события недавнего прошлого, снисходительное проявление товарищеского участия и внимания к коллеге.

А ведь совсем еще недавно, в недалекое, с биологической точки зрения, отведенное человеку время, подумалось Штефану, этот писаный красавец, сгибаясь от заразительного хохота, терся башкой о мое колено, в восторге от моих же искрометных острот и не всегда пристойных шуток. Как он всячески старался услужить мне деликатными одолжениями, о которых его и просить не надо было!

К примеру, кто лучше Шметерлинга мог в любое время суток раздобыть дозу желательной для меня в тот творческий период шмали, или надежных американских гондонов, или просто поднести ведерко со льдом.

Как все разительно изменилось с того осеннего дня, когда он подобострастно попросил у меня автограф. С этого автографа и началось наше общение, можно даже сказать, дружба. Тогда никто и предположить не мог, что этот паренек станет образом нации и постоянным спутником ее лидера.