Мадам

Ежик, не выезжавший до этого за рубеж и не представлявший себе масштабов и сложностей различных процедур и формальностей, отправился за советом к профессору М., гуманитарию довоенной формации, человеку независимому, ироничному, с изрядной долей цинизма, который со стоическим спокойствием удерживал необходимую дистанцию, чтобы со стороны наблюдать за социалистическими властями, громоздящими абсурд за абсурдом, но при этом энергичному и предприимчивому, что позволяло ему противостоять попыткам столкнуть его на обочину. Профессор прочел письмо с приглашением на конференцию в Туре, печально покачал головой и коротко объяснил, как Ежику следовало бы с ним поступить.

Самое лучшее, что он может сделать, это вставить письмо в рамку и повесить на стену, потому что с формальной точки зрения ни на что большее оно не годится. Ни в одном учреждении, ни в одном паспортном бюро на него даже не взглянут — ведь оно написано по-французски, что уже компрометирует. Если приглашение составлено на иностранном языке, то оно прежде всего должно быть переведено на польский, и не любым переводчиком, а соответствующим, официальным. Но в данном случае перевод письма оказался бы пустой тратой времени и денег, так как в присланном приглашении не было буквально ничего: ни печатей, ни резолюций, ни справок — от французской префектуры, польского консульства и других серьезных учреждений. Письмо такого рода — это всего лишь клочок бумаги, достойный мусорного ведра, не более. — Оно на фирменном бланке университета в Туре? Это не имеет абсолютно никакого значения! Бланк учебного заведения доступен почти любому, поэтому, строго говоря, такая бумага не может считаться официальной. — Письмо подписали научный руководитель симпозиума и сам профессор Билло? А кто они, собственно, такие? Надо еще разобраться, существуют ли они вообще в природе? Может быть, это самореклама, сделанная на заказ? Учреждению это неведомо. Для него достоверно только то, что утверждено соответствующими органами государственной администрации; а кроме этого, полицией данного государства, с одной стороны, и консульства Народной Республики, с другой. То есть, чтобы это симпатичное, дружеское послание могло хоть на что-нибудь сгодиться, его необходимо как можно скорее отослать обратно отправителю, где оно должно обрести соответствующую значимость в лице двух поручителей: французской префектуры и польского консульства. Все это, разумеется, потребует затрат и денег, и времени. Но уж если хозяевам так необходимо наше присутствие, то пусть они и расплачиваются, ибо только так проявляется искренняя заинтересованность.

Однако профессор М. в данном случае не советовал прибегать к подобным мерам. Если бы даже Ежик сумел объяснить профессору Билло, какие в Польше существуют требования в отношении паспортного режима, а тот уладил бы необходимые формальности, то и тогда возможность отъезда оставалась весьма сомнительной: вероятнее всего, дело не дошло бы даже до заявления. Почему? По той простой причине, что паспортное бюро должно сначала получить справку с работы Ежика, которая удостоверяла бы, что на время конференции он освобождается от работы или ему предоставляется отпуск за свой счет. А кто на практике дал бы ему такой отпуск? Декан, с которым он живет как кошка с собакой? Завистливый руководитель кафедры XVII века, непосредственный начальник Ежика? Пустые мечтания! — Что? Только на недельку, даже на пять дней? — Очень жаль, но именно в этот период он окажется крайне необходимым, просто незаменимым работником.

Неужели вообще нет никакого выхода? Неужели нельзя ничего сделать?

О, нет, не так уж все плохо! Существует некий способ уладить это дело. Именно для этого при университете создан отдел по связям с зарубежными организациями. Но прежде чем воспользоваться его помощью, принять, так сказать, спасительную длань, необходимо познакомиться с некоторыми правилами «межгосударственного обмена».

Следует ясно осознавать, что Запад не стесняется указывать нам, кто должен представлять нашу Народную Республику. Это откровенное вмешательство в наши внутренние дела. Запад, когда у него возникает необходимость в нашем присутствии, что бывает крайне редко, готов предоставить нам стипендии, кафедры и любые возможности публикаций в научных изданиях и участия в конференциях и симпозиумах — лишь бы мы присылали им нужных специалистов. Однако проблемы селекции должны оставаться нашей прерогативой. Ведь только мы можем судить, кто на что способен и за кого нам не будет стыдно. Каким образом Запад может в этом разобраться? Конечно, бывают так называемые «особые обстоятельства»: для людей надежных, проверенных, политически зрелых. К ним действительно особый подход. Они могут получить именные приглашения. Но это уже другая история… Система замечательная, неуязвимая, казалось, в своей простоте. Однако и у нее есть прореха, узенькая шелка, в которую можно протиснуться, а потом прорыть туннель, ведущий на ту сторону.