Читаем Мадам полностью

— Григорий, перестаньте оскорблять мою жену, я не хочу с вами драться. Пить не будем.

— Ой какие мы… мне больше достанется. А про драться ты зря…

Самолет взлетел. Григорий опрокидывал стакан за стаканом. Дмитрий пытался заснуть под треки Скриптонита, выкрутив звук в плеере на полную мощность. Приоткрыв один глаз, он увидел, что сосед что-то объясняет, активно жестикулируя. Дмитрий снял наушники. Как выяснилось, лесоруб дискутировал со Скриптонитом:

— Не разделяю я твоих взглядов, Диман, насчет наркоты. Вот ты рассказываешь, как отходил. Сурово. А знаешь, как я отхожу от синьки? Да никак! Пью все время. Что-то бабы захотелось, спасу нет.

Григорий нажал кнопку вызова стюардессы. Когда пришла молоденькая девушка, он сообщил:

— Люблю баб в униформе.

И ущипнул стюардессу за попу. Она вскрикнула, и нервы Дмитрия наконец не выдержали. — Руки убери, быдло пьяное!

— Ну, Димуля, без обид…

Григорий положил стаканчик во внутренний карман и широко замахнулся правой рукой, как вдруг самолет тряхнуло. Зона турбулентности. Загорелась табличка «Пристегните ремни», голос старшей бортпроводницы рассказывал, что волноваться не надо, а надо, наоборот, сохранять спокойствие. У Григория, видимо, с турбулентностью были особенные отношения: он мигом спрятал водку, завязал ремень морским узлом и съежился. Пылающий алкогольный румянец сменила нездоровая бледность.

— Димон, нам конец, да? — хрипло сказал он. — Сам знаю, что конец. А у меня жена и двое пацанов.

Самолет мелко затрясся.

— Клянусь, пить брошу. И родителей проведаю. Бычки перестану кидать на соседский балкон. Димон, ты прости. Не хочу умирать, я ж еще ничего не сделал.

Турбулентность напирала все сильнее, пассажиры переговаривались и строили мрачные прогнозы. Дмитрию было не страшно. Совсем не страшно. Он улыбался и слушал музыку.

Когда самолет приземлился, они молча забрали каждый свои вещи и вышли из салона. В зале прилета Дмитрий, поставив рюкзак на пол и осторожно потерев ноющую спину, поискал глазами лесоруба. Тот бодро трусил в сторону светящейся вывески «Кафе-бар».

<p><strong>Мой любимый психотерапевт</strong></span><span></p>

Сегодня психотерапевты так же востребованы, как в восемнадцатом веке были востребованы специалисты по кровопусканию, а в конце двадцатого — Алан Чумак. Если у тебя нет своего психотерапевта или хотя бы психолога, это еще не означает, что с тобой все в порядке.

Скорее всего, ты тоже поехал кукушкой. Просто бедный.

Душевные хвори Нади обслуживали сразу три психотерапевта. Нет, она не жила в лечебнице — у девушки были богатые родители и очень много свободного времени. Наденьке казалось, что ее поток синхронности слабоват, базовое доверие миру подорвано, поэтому срочно нужен новый психотерапевт. Желательно гуру. Желательно из столицы. Посоветовавшись с мамой, она записалась к светилу, проживавшему в Химках, и купила билет на самолет.

Светило попросил Надю прислать пару фоток для предварительного диагностирования.

Получив снимки с тренировки по полдэнсу, он констатировал, что потребуется как минимум пять консультаций — судя по глазам, проблем много, но язык тела говорит, что их можно решить.

Психотерапевт оказался приятным мужчиной чуть за сорок. На первой консультации они учили самую важную мантру: «Делай то, что хочешь, и не делай того, чего не хочешь».

Потом расслабились и немного потанцевали для восстановления энергетического баланса.

Надя вошла в раж и, исполнив несколько эффектных па, села на шпагат. Гуру впечатлился и пригласил ее на свидание. А чем еще заняться в столице? Делать было нечего.

На встречу, назначенную в парке, психотерапевт опоздал на час, сославшись на срочные домашние дела. Походив туда-сюда по аллеям, они съели по мороженому в стаканчиках («Дороговато для пломбира», — заметил гуру) и замерзли. Когда Надя предложила зайти в кафе, мужчина сообщил, что кормят там скверно, но на сербский ресторанчик согласился: возможно, ему нравились гибаница и шницель по-карагеоргиевски. Или предложение Нади оплатить счет.

Выпятив нижнюю губу, он долго изучал меню и винную карту.

— Сербы — неряхи от природы, это я как врач утверждаю. Вы заметили, что столовые приборы они трогали руками? Немытыми руками, между прочим. Это опасно. Говорю, опять же, как врач. У официантки бегают глаза, что является симптомом невроза. Лицам, страдающим неврозом, нельзя доверять колюще-режущие предметы, в том числе столовые ножи. Я знаю, чем чревата беспечность. У меня медицинское образование и большой опыт работы.

— Вы сказали, что нельзя делать того, чего не хочешь. Значит, уходим? — спросила Надя почему-то шепотом.

Психотерапевт решил остаться. Шницель он брал руками.

После второго бокала напряженность ушла. Положив руку Наде на коленку, гуру рассказывал, как важны в жизни синхронность и спонтанность.

— Надюша, что говорит нам старина Юнг?

Девушка пожала плечами.

— В Прокопьевск он не приезжал.

— Юнг говорил, что не нужно противиться синхронии. Если страсти суждено случиться, она неизбежна, как весенний ливень. Вы не против, если я закажу еще один шницель с собой?

И шоколадный чизкейк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман