Мадам

Именно это и удержало меня от рокового шага. Осознавать, что я вмешиваюсь в ее жизнь как орудие или вестник темных сил этого мира, таких, как «мистер Джонс», «Рикардо», «страшный Педро-громила» — хотя и не всерьез, хотя и с гарантией, что дело никогда не выйдет наружу, — нет, такого я не мог себе позволить. Ее жизнь олицетворяла для меня миф — это «когда-то» и «где-то», эпоху и мир героев, о которых я мечтал и которые мне снились, которым я стремился подражать, с которыми хотел сблизиться, но, увы, не мог встретиться. Она была и «когда-то», и «там»; продолжением Прошлого и приближением Далекого; пространство-временем Легенды. Была материей, из которой мог возникнуть Роман. Получить в этом романе роль подлеца и мерзавца стало бы окончательной катастрофой.

Я поехал домой. К счастью, дома никого не было. Я лег на кровать и попытался заснуть. Безуспешно. В голове ведьмы слетелись на шабаш. Не выдержав напряжения, я отправился в кабинет отца, чтобы найти там снотворное (он принимал фанодорм). Не нашел. Зато наткнулся на початую бутылку датского коньяка. Невзирая на последствия (самого разного свойства), я выпил ее содержимое за каких-нибудь полчаса. Скоро я почувствовал себя намного лучше. Мне все казалось смешным — моя ситуация, мои печали, весь мой «роман» с Мадам. Но тут меня начало тошнить, и я с помощью канализации вернул напиток в природу. Только тогда заснул. Мертвым сном без сновидений.

Следующий день, воскресенье, облегчения не принес. Ничего не случилось, что вдохнуло бы в меня хоть тень надежды.

Глава шестая УРОК ТРУДА

Судьба улыбнулась мне только в понедельник, хотя ни одно небесное созвездие этого не предвещало. Наоборот, продолжалась черная полоса: день начался неудачно. (Возможно, на дне чаши еще оставалась капля яда, которую мне предстояло выпить, чтобы умилостивить судьбу.)

Едва я переступил порог школы, как до меня донесли громкие отголоски моей стычки со Змеей. Они сулили мне самое худшее. Информация об инциденте сводилась к одному: преподавательница биологии после моего самовольного, демонстративного ухода из класса пришла в форменное бешенство («она просто взбесилась», как коротко определили ситуацию мои товарищи), рвала и метала, грозилась, что меня-в-этой-школе-больше-не-будет и, в любом случае, аттестата в-этом-году-я-не-получу. На педагогическом совете она ребром поставит вопрос о моей выходке! — Она действительно наделала шума, потому что прибежал наш классный руководитель — историк, которого звали Кадлубеком [212](не столько за некоторое отношение к известному летописцу, сколько за внешний вид: он был маленький и коренастый), — и приказал немедленно меня отыскать, когда же меня не нашли, начал расследование с целью установить ход событий Некоторые считали, что он старался меня выгородить, пытался найти хоть что-нибудь, что могло бы объяснить мой поступок или, по крайней мере, смягчить грозящее мне наказание. Все знали, что он недолюбливает Змею и не раз с ней ссорился, а ко мне относится довольно хорошо, во всяком случае, высоко оценивает мои знания. Однако другие утверждали, что он только вид делает, а так ему абсолютно все равно, он просто не хочет подливать масла в огонь.

Как бы там ни было, но не подлежало сомнению, что над моей головой сгущаются грозовые тучи и вот-вот грянет гром. Класс уважал меня как молодца и ухаря, которому не повезло и он попался и теперь ждет, как осужденный на казнь, исполнения приговора. Ко мне относились с сочувствием и состраданием, выражали солидарность. Угощали самодельной жевательной резинкой и особенно сигаретами.

— Не мучайся, закуривай, — утешал меня Прометей. — Не бойся, ничего они тебе не сделают! А если даже, что с того? Ну, перезимуешь. Ничего страшного! Целый год спокойной жизни.

Несмотря на сенсационный характер всей этой истории и зловещие прогнозы, гром почему-то не спешил грянуть. Меня никуда не вызывали, не отсылали домой за родителями, и никто меня официально ни о чем не уведомлял. Обычные, сонные уроки тянулись по расписанию, которое в конце этого дня предусматривало урок труда.