Мадам де Шамбле

— Знаете, — сказал он, — похороны назначены на сегодняшний вечер. Согласно закону, в случае внезапной смерти можно потребовать, чтобы от момента смерти до погребения проходило двое суток. Не хотите ли вы, чтобы я воспользовался этим законом?

— Благодарю, святой отец, — ответил я. — Делайте то, что прикажет граф.

Священник поклонился и вышел.

Я опустил голову и закрыл лицо руками. Однако вскоре послышался голос:

— Вот и я, господин Макс. Подняв глаза, я увидел Грасьена.

— Вот как! — вскричал он. — Кто бы еще вчера мог такое подумать?

Я пожал молодому человеку руку.

— О! Наша дорогая госпожа так вас любила! — продолжал он. — Лишь мы с Зоей знали об этом. Когда мы были вместе, госпожа говорила только о вас и, право, нам тоже было что сказать о вашей доброте.

— Она и вас очень любила, мои бедные друзья!

— Мне так нравилось выполнять ее поручения! И кто бы мог подумать, что она приберегла для меня такую грустную работенку! О наша несчастная милая госпожа!

Слезы потекли по щекам Грасьена, и он стал утирать их тыльной стороной руки, переминаясь с ноги на ногу.

— Пойдем же, дружок, — сказал я. Мы покинули дом священника.

XLV

Зоя была права: стоял такой густой туман, что в двух шагах ничего не было видно.

Когда человек испытывает смертельную скорбь, ему становится немного легче при виде столь же печальной природы.

Грасьен повел меня окольным путем, и мы прошли вдоль кладбища, не заходя внутрь. Пять минут спустя мы стояли у двери маленького домика, примыкающего к оранжерее.

Оглядевшись, я убедился, что мы одни.

— Дай мне ключ, — сказал я Грасьену.

— Я вам больше не нужен, господин Макс?

— Ты понадобишься мне лишь вечером, дружок.

— Вы знаете, что я всегда к вашим услугам. Примерно в какое время?

— От девяти до десяти… Впрочем, до этого мы еще увидимся.

— Что ж, до свидания, господин Макс.

Молодой человек удалился, а я вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Это были те самые маленькие покои, о которых говорила Эдмея. Увы! Как мы были бы здесь счастливы!

У изголовья кровати находилась дверь, запертая изнутри. Открыв ее, я увидел, что она ведет в оранжерею.

Как сказала Зоя, там было множество осенних цветов — прощальный привет солнца земле.

Я поздоровался с верными друзьями моей возлюбленной, которым предстояло проводить ее в последний путь и, подобно ей, умереть раньше срока.

Внезапно я услышал, как скрипит песок у кого-то под ногами, и передо мной предстала Зоя.

— Я так и думала, что застану вас здесь, — сказала она.

— Ну, что творится в доме? — спросил я.

— Аббат Клоден уже молится подле нее. Ах, господин Макс, если б вы только знали, до чего она красива в белом атласном платье, с длинными распущенными волосами — сущая святая!

Слезы заструились по моим щекам, но мне удалось сдержать рыдания.

— Мне нужны ножницы, Зоя.

— Вот ножницы графини, господин Макс. Я принесла их, чтобы срезать цветы. Можете оставить их у себя.

Мы стали срезать самые красивые цветы; каждый из них был омыт моими слезами. Когда фартук Зои был заполнен цветами, она спросила:

— Не будет ли у вас еще распоряжений?

— Нет, Зоя, разве что, когда ты останешься наедине с графиней, подойди к ней и тихо скажи: «Он здесь, он вас любит и придет ночью поцеловать вас на прощание».

— Увы! — вздохнула молодая женщина. — Госпожа не сможет меня услышать.

— Как знать, дитя мое? Смерть — великая тайна.

— О сударь! — воскликнула Зоя. — Что до меня, то я уверена: когда-нибудь мы снова встретимся с графиней.

— Если только окажемся достойными и попадем туда же, куда и она, — ответил я.

Вернувшись в дом, я сел на кровать и, опустив голову, принялся бормотать:

— О смерть! Ты непостижимая тайна, ночь без звезд, море без маяка и пустыня без дороги. Кто ты — конец времени или начало вечности? Если у вечности есть начало, значит, ее не существует. Ты ли раскроешь когда-нибудь нам свой секрет или мы сами однажды разгадаем твою загадку? В тот день, когда человек сумеет постичь твою суть, о смерть, он сравняется с Богом! Уже двое людей, которых я любил больше всех на свете — моя матушка и Эдмея — соединились в твоем лоне, о великая незнакомка… Узнают ли они друг друга там, наверху, и станет ли мое имя первым словом, которое они выразят вздохом при встрече? Должно быть, двери небесной темницы сделаны из стали и алмазов, раз матушка не вернулась оттуда, и если ты, о Эдмея, не явишься ко мне, чтобы сказать: «Я по-прежнему люблю тебя!» Я любил только вас, о святые женщины, и я клянусь, что впредь буду любить только вас. О печальные лилии, я пережил вас для того, чтобы орошать вас своими слезами; вы единственные цветы моей жизни, и я всегда буду вдыхать лишь ваш ангельский аромат. О матушка, о Эдмея, вы уже не страдаете и теперь вам известно все, помолитесь за того, кто еще страдает и сомневается! И тут раздался стук в дверь. Я не решался открыть, гадая, кому я мог понадобиться в такую минуту. Впрочем, кроме Грасьена и Зои, никто не знал, что я здесь.

— Откройте, господин Макс, — послышался голос Грасьена, — это я.