Мадам Дортея

Мой покойный муж… Первый раз кто-то назвал Йоргена покойным. Мой покойный муж, говорила она сама, когда разговор заходил о пробсте Бисгорде. Теперь покойным мужем стал и Йорген Теструп. Дортее неудержимо захотелось смеяться — она представила себе, как на небесах встретятся два ее мужа — маленький тщедушный старичок, сутулый и бледный от долгих занятий и продолжительной болезни, и ее энергичный, обветренный Йорген, который вдруг явился после своей роковой поездки вооруженный, в сапогах с отворотами, бодрый и пышущий здоровьем. Господи, о чем только она думает! На небесах покойники выглядят совсем не так, как на земле, они не схожи с живыми ни телом, ни платьем. На небесах ничего не дается и не отнимается… Дортея вдруг со страшной неумолимостью поняла, что второй раз стала вдовой, и теперь уже навсегда…

— Ты не обижена на нас? — умоляюще спросила мадам Хаусс, приложив платочек к глазам. — В любом случае кто-то все равно получил бы это место. Ты сама говоришь, что уже думала об этом. Мне показалось, что тебе будет легче узнать эту новость от меня. Хотелось подготовить тебя…

— Спасибо тебе, что ты подумала об этом… Это так… так трогательно с твоей стороны, милая Карен. Ты всегда была мне доброй подругой. — Дортея поцеловала ее в щеку. — Поверь, я все понимаю.

Она подошла к зеркалу, поправила на плечах косынку и заколола ее нарядной брошью с бриллиантом.

— Поверь, — сказала она своему отражению в зеркале, — я не вижу ничего дурного в том, что присяжный поверенный предпринял некоторые шаги, чтобы помешать кому-то другому опередить себя. К тому же Матильда!.. — Она повернулась к Карен Хаусс. — Вот уж не думала, что эта девочка когда-нибудь станет моей преемницей в Бруволде!

Нет ничего дурного в том, что присяжный поверенный предпринял некоторые шаги, чтобы помешать кому-то другому опередить себя, мысленно повторила Дортея, сидя уже одна на канапе в пустой зале. Она проводила гостей до брички и вернулась в залу, чтобы самой убрать хрустальные бокалы.

Ее немного знобило. Как будто эти стены еще хранили зимний холод, хотя по утрам уже сияло солнце и она каждый день приказывала отворять ставни, чтобы мебель в зале не пострадала от сырости.

Мебель была покрыта темным лаком и украшена позолоченными завитушками. Ее изготовил краснодеревщик в Трондхейме специально по заказу Йоргена, который хотел, чтобы стулья были похожи на те, что его брат привез себе из-за границы. Все эти предметы занимали лишь небольшую часть залы, были там и два консольных зеркала — Йорген говорил, что собирается заказать еще одно точно такое же для среднего простенка, последний раз он вспомнил об этом на Рождество. Зеркала-то она точно возьмет с собой, они не будут выставлены на аукцион. Аукциона ей не избежать. Присяжный поверенный сказал, что Матильда и Нимуен с удовольствием купили бы у нее часть вещей. Однако если она продаст их с аукциона, то получит за них гораздо больше.

Два больших портрета, матери и ее первого мужа, на аукцион выставлять нельзя: мать живет слишком близко, слухи об этом быстро достигнут Люнде, да и здесь местные жители осудили бы ее за это. Но, видит Бог, у нее нет желания тащить портреты с собой. Надо поинтересоваться, не захочет ли их взять брат Уле? Впрочем, зачем Уле портрет майора?..

Вильхельм и Клаус ушли на охоту с Хансом Вагнером и должны были вернуться домой только под утро. Дортея чувствовала себя одинокой в этой большой зале и дрожала от холода.

Так уж водится. Кому смерть, а кому радость, Дортея сама не раз повторяла эту поговорку. Вот и теперь гибель Теструпа обернулась куском хлеба для Эстена Нимуена. Правда, нельзя сказать, чтобы он и раньше сидел голодный, однако они с присяжным поверенным быстро сообразили, что новое место обеспечит им не только хлеб, но еще и масло на него. При том, разумеется, условии, что они смогут руководить стекольным заводом так, чтобы он давал прибыль. Если когда-нибудь она узнает, что это у них не получилось, то плакать не станет — нельзя требовать слишком многого от человеческого сердца. Хотя в их поступке не было ничего бесчестного. И к тому же она знала, что, если они по неопытности и по непониманию особенностей производства испортят все, созданное Теструпом, пострадают в первую очередь старые рабочие. А тогда Теструп огорчится даже на том свете.

Заденет это и ее самое — ведь пенсион ей будет выплачивать завод. Придворный советник, конечно, позаботится об этом, передавая завод новому управляющему, и тогда ей останется только желать, чтобы у них все получилось. Своя рубашка ближе к телу, гласит другая древняя пословица. Бисгорд был прав, когда говорил, что научиться познавать себя — весьма трудное дело.