Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

Поздний ужин они устроили на веранде.

– Откуда эти гастрономические чудеса? – спросила Галина, сделав большие глаза.

– Да из ресторана, спецзаказ. Я ведь отлично знаю, что ты не только кувыркаться любишь. Помнишь, как я признался тебе в любви.

– Да, – грустно ответила она. – Это были наши лучшие дни. Мы только-только узнали друг друга.

– Чепуха, – ответил он, – сейчас в два раза лучше.

– Почему в два?

– Потому что нас стало двое. Ты и я, один и один.

– Ну, ладно, уговорил. Я женщина слабая, уступчивая, – улыбнулась Галя.

– Ты – слабая? – возмутился Зотов. – Я вообще не понимаю, как ты умудряешься терпеть все мои заморочки?

– А как это я умудряюсь любить тебя? А ведь я тебя люблю. Это я-то, которую иные мужики боятся.

– Пусть боятся, – ответил он, – правильно, я считаю, делают. Мудро поступают. Я тоже боюсь тебя, только по-другому.

– А как это? – прищурилась она. – А, знаю, ты боишься меня потерять. Потому что только ты владеешь мной.

– Не только это, я боюсь, как бы это сказать – сыграть в ящик раньше времени, поняла? Потому что у меня есть ты. Ну что ты будешь без меня делать?

– Я поняла, – ответила Галина. – Это нечеловеческая страсть. Бывает же такое на свете. Кстати, я хочу тебе прочесть одну старинную поучительную ирландскую сказку. Сейчас книжку принесу, она в моей сумочке.

Она посмотрела за окно.

– Какая чудесная гроза.

Галя пошла через зал в прихожую. Потом оглянулась и помахала рукой. Копаясь в сумочке, прислушалась к шуму дождя, который внезапно обрушился на дом и сад.

«Прекрасное ненастье, – подумала она, – шум времени».

От сильного порыва ветра задребезжали стекла. В саду заметался свет от дальних зарниц. Гроза откатилась куда-то к югу. Дождь лил как из ведра, из-за потоков воды нельзя была различить отдельных деревьев, сад превратился в огромный туманный шар. Эта живая картина заворожила Галю.

Она уже возвращалась, нагая, с торжествующей улыбкой на губах, когда в доме все затряслось. Это был резкий удар грома, после которого установилась редкостная тишина. Над особняком клубилось небо и сверкали молнии. Освещение в комнатах непрерывно менялось, воздух то фосфоресцировал от небесных вспышек, то расползался сумеречной пеленой.

– Ты снова печален после любви, мое счастье? – спрашивала она.

– Нет, – возразил он, – но я давно собираюсь рассказать тебе что-то, а не знаю, как приступить.

– Какую-нибудь историю про твою первую любовь в восьмом классе? – съехидничала она.

– Почему в восьмом? – сурово ответил Максим. – И почему любовь? В десятом и Бог знает что, уж ты мне поверь. Я думаю, что это тебя не травмирует, а, напротив, мы сблизимся еще больше.

– Куда уж больше, – сказала она и игриво просунула руку между его ног. И приготовилась слушать, как она догадалась, страшную или неприятную историю.

– Подожди, ненасытная.

Максим начал что-то говорить о поездке в Ленинград осенью прошлого года, когда они еще не были знакомы. Она вяло и неохотно слушала, завернувшись в плед.

Возможно, он думает о том, что будет дальше. А думает ли она? Да нет, конечно. Что ей надо от него сейчас, завтра, послезавтра? Да все того же – вот этих соитий где угодно, в любом углу Москвы. На кухне каких-то его друзей, на заднем сидении авто, в этой огромной лохани, предназначенной, как он говорил, для купания многих детей сразу. Но следует все-таки подумать, как вести себя дальше.

Она должна остаться сильней его, как была хитрей и смекалистей сверстников с арбатских улочек, более похожих на волчью стаю, жестоких и по-своему справедливых. «Мы деремся честно, по уличным правилам – трое на одного», – был их лозунг.

Кто он на самом деле, ее первый мужчина? Ну, всегда хорошо одет, умен, талантлив, образован… Он не посягает на ее личность – это да. То есть, он любит ее. Это как сказать. Ведь они пока еще на берегу и ни в какое плавание пуститься не в силах. Какой там Париж, если вдуматься. Но вот что ей удалось в полной мере – так это «бомбежка любовью», она же из Максима уже всю душу вытрясла. А ей было все мало.

– Я не первая у тебя в этих хоромах? – неуверенно спросила Галя, ненароком перебив его рассказ, который почти не слушала.

– Да брось ты, – отмахнулся он. – У меня не было времени на эти глупости, неужели ты ничего не поняла?

– Что будет с нами дальше, как ты думаешь? Ты перевернул мою жизнь, я теряюсь в догадках теперь – как быть.

Максим с удивлением посмотрел на нее. А Галя в очередной раз испугалась, что поведет себя как-нибудь не так и потеряет его. Гале было странно, что ее герой ни разу не поинтересовался, где и как она живет. Его устраивала эта игра в одностороннюю тайну, она-то знала о нем довольно много. Или ей так казалось. Может быть, так принято в этих кругах? Все примерно равны и что ж тут расспросы, как не рутинные подозрения? Вполне сносное объяснение.

К тому же, Софья Григорьевна постоянно убеждала дочь, что времена, в которые она живет, совсем не те, что были прежде. В общем и целом это утверждение выглядело спорным, но в частностях… Почему бы нет? Например, в судьбе отдельно взятой юной еврейки, красавицы, к тому же умной и артистичной. Да, теперь уже юной женщины. Она с гордостью подумала об этом. Ведь даже грехопадение она совершила в объятиях идеального мужчины, которому все нипочем, ведь он заранее видит будущее.

– Это все не мое, – внезапно с ожесточением произнес он, сделав рукой большой полукруг в сторону обеденного стола, камина, дорогой мебели и стен в коврах. – Но у меня будет лучше. Так что вся эта крепость – всего лишь декорации для нас с тобой.

– Для нашей любви, – она потянулась к нему губами, – какие у тебя вкусные губы.

– Ну где ты была раньше? – неожиданно спросил Максим.

– Я росла и развивалась, милый, – усмехнулась Галя, чувствуя, что разговор приобретает нежелательный поворот.

– Если бы ты появилась чуть раньше, я бы меньше страдал.

– У тебя была несчастная любовь? – спросила она.

– Я уже сказал, что нет, но… Ничего особенного, но меня вся эта история раздавила. Я должен тебе рассказать…

– Я внимательно слушала начало истории, – серьезно ответила Галя. – Ты стоишь на Дворцовом мосту, его разводят… Что тебя занесло в Ленинград?

– Не что, а кто, – поправил он. – \' Никакой любви у меня не было, но вот невеста была. На Дворцовом мосту я встретил девушку, такую изящную, бледную, нервную. Мост разводили, и я помог ей в последний момент перепрыгнуть… позвал на свою сторону… Я почему-то решил, что это моя невеста. Мы до утра бродили по городу. Я все помню так же отчетливо, словно это было вчера.

– Пожалуйста, все сначала, – взмолилась она, – а то мне страшно.

– Однажды я оказался на одной из главных улиц Ленинграда возле старинного дома. Показалось, что это сооружение что-то напоминает мне. Фасад, изысканная старая лепнина, даже эта смесь черного и зеленого, как у Камиля Коро, точно это вовсе не городской дом, а усадьба, оторванная от всего.

– Так, понимаю, – кивнула она. – Потом ты познакомился с этой девушкой.

– Да, она перелетела с противоположной стороны Дворцового моста, когда его разводили, и оказалась рядом со мной…

– Перелетела? – повторила Галя. – Это сильно сказано. Может быть, она хотела покончить с собой? А ты позвал ее и спас?

– Может быть, – усмехнулся Максим. – Потом мы гуляли с ней до самого утра. И она сказала на прощание, что никогда не забудет эту ночь. Там было красиво и даже слишком, это правда. Ну, представляешь – туманная громада Исакиевского собора, Таврический сад, по которому бродили еще десятки таких вот молчаливых пар. Как будто на том свете. Она жила в доме напротив Таврического сада, это тот самый, о котором я говорил в начале рассказа. Еще одно совпадение, понимаешь?

– Как в романе, – развела руками Галя. – Но я не представляю. Я в Ленинграде не была. И вы о чем-то говорили…

– Не помню, кажется, нет, – сокрушенно ответил Максим, – по всей вероятности, совсем немного. Потом я проводил ее до двери в квартиру и быстро ушел, не прощаясь. Мне казалось, что я встретил свою судьбу.

– Мне кажется, ты тогда встретил меня, – сказала Галя.

– Перед подъездом она сказала, что боится и что эта ночь – нечто невозможное, и такого уже не будет никогда.

Как выяснилось, Зотов еще раз ездил в Ленинград за несколько дней до знакомства с Галей. Он хотел увидеть эту таинственную незнакомку. Неизвестно почему. Сначала он долго не мог найти тот старинный дом, который помнил только в тонкой грезе белой ночи. Потом, когда уже хотел бросить эти поиски, оказался перед ним. Галя живо представила, как возлюбленный стоит перед высокой дубовой дверью, которая почему-то сразу же напугала его.

– Я стоял, спрятав за спиной букет роз. Мне открыла красивая женщина, очень похожая на девушку – настолько, точно это и была Лиза, только сильно постаревшая и смертельно уставшая. Мне показалось сначала, что женщина узнала меня, хотя мы никогда не встречались. Скорее всего, она приняла меня за кого-то другого, но смотрела, тем не менее, с легким недоумением. Внезапно я все понял – в коридоре, прислоненная к стене, громоздилась лакированная крышка гроба. «Наверно, вы из Москвы? – спросила женщина. – Вы опоздали». Я понял, что мне здесь делать нечего.

– Довольно, – прервала его Галя. – Но причем здесь я?

– Не знаю, – честно признался Максим. – Но я думал, что ты отнесешься к этому рассказу как-то по-другому.

– А я и отнеслась по-другому, откуда ты знаешь. А я хочу в Ленинград, я там ни разу не была.