Мадам Гали – 3. Охота на «Сокола» (F-16)

Дом родителей встретил его напряженной, оглушительной тишиной. Родные комнаты казалось молча спрашивали его – где наши хозяева? Стив не спеша поднялся на второй этаж, зашел в рабочий кабинет отца. На столе, как всегда идеальный порядок, жестяная коробка с табаком, курительные трубки из бриара. Он взял одну, она была теплая, как будто отец только что держал ее в своих руках. Стив спустился по поскрипывающей лестнице вниз. Знакомые с детства дубовый стол с тяжелыми стульями гостиной, большое потемневшее от времени зеркало, книжный шкаф, за который он любил прятаться. Когда они с Кэрол были в доме родителей последний раз? Наверное, год назад.

На похоронах Стив выглядел безучастным. Он стоял, низко склонив голову. Люди вокруг не скрывали своих слез – соседи и прихожане церкви очень любили чету Гриффитов. Горе собравшихся было искренним. Знакомые и незнакомые горожане подходили к нему, жали руку, говорили положенные по такому случаю слова утешения. Стив все происходящее видел через какую-то дымку, которая застилала ему глаза.

– Где я? Что я здесь делаю? Откуда эти два гроба? Почему я на кладбище?

Тело задеревенело, дыхание сбивалось, как во время затяжного прыжка с парашютом. Мысли путались, слегка подташнивало, ноги одеревенели.

Наконец все кончилось. Кто-то из соседей привез его с кладбища в город и оставил на пороге осиротевшего дома. На негнущихся ногах он вошел в холл, забыв закрыть за собой входную дверь. В гостиной, на стене он увидел любимую фотографию – вся семья в сборе, на фоне цветущих кустов жасмина, которые так любила мама. Стив снял фото, прижал к груди, сел в кресло и устало закрыл глаза.

– Почему Бог отнял у меня родителей? За что такое жестокое наказание? Неужели, за отказ исполнить волю отца? Но, ведь, в библии сказано, что каждый имеет право выбрать свой путь в жизни.

Только сейчас до него стало доходить, как мало он уделял им своего внимания, как редко звонил с Окинавы.

Где-то в районе солнечного сплетения образовался тяжелый ком и стал медленно подниматься к горлу. Виски его не растворял. Стив, неожиданно для себя, завыл, как волк, сел на пол, зажал голову между коленей и затих. Ком, мешавший дышать, наконец вырвался наружу, и наступило облегчение.

– Отец, прости меня, прости!.. Мама… Он отключился.

А потом началась долгая и муторная эпопея с наследством. Даже после смерти отец пытался переманить Стива на свою сторону. Последняя воля умершего гласила: в случае согласия сына возглавить фирму и до конца жизни заниматься делами компании – доля отца переходила ему. Если же непокорный сын откажется принять дело, то контрольный пакет, принадлежавший его отцу, распределяется между остальными пайщиками, а Стиву отходил лишь дом, в котором он провел свое детство.

* * *

Последнее слово в споре двух упрямцев так и осталось за старшим. Кэрол звонила мужу каждый день. Чтобы успокоить ее, Стив в ответ на слова поддержки уверял ее, что чувствует себя терпимо и занят оформлением наследства.

Стив практически не выходил на улицу, впитывая напоследок остатки домашней атмосферы, запахи детства, ощущение покоя и надежности, которые источали стены дома. Порой ему казалось, что еще секунда – и с кухни раздастся мамин голос, или донесется ворчание отца у телевизора.

Постепенно острая боль утраты превращалась в ноющую глухую тоску. Он понимал, что нужно время, чтобы свыкнуться с утратой. Рядом будут жена, дети, у него есть любимая работа… Жизнь идет своим чередом, пройдет какое-то время и все вернется в свою колею.

Он все больше скучал по жене и детям. Чтобы быть к ним хоть немного поближе, он перебрался в ту небольшую комнату, которую они с Кэрол занимали, когда гостили у родителей.

Последний раз они были здесь на День Благодарения, почти год назад. Стив отлично помнил тот день. Женщины суетились на кухне, Джон Гриффит сидел с Джил на коленях и что-то неторопливо рассказывал девочке, подражая героям мультфильмов Уолта Диснея. Маленький Фрэнк, сосредоточенно сопя, возился с карандашами и бумагой.

– Мама, смотри, что я нарисовал! – Фрэнк сорвался с места, и вбежал в кухню.

– Ой, Фрэнк, это каракатица? – послышались восторженные возгласы женщин.

– Это папин самолет!!!

– Прости, дорогой… очень похоже.

Стив невольно улыбнулся воспоминанию. Им было так тепло вместе… Он открыл ящик Кэрол, куда она аккуратно складывала рисунки детей. Тут была целая стопка работ молодого художника: «бьюик», похожий больше на стоптанный башмак, тот самый «папин самолет», – напоминало это, говоря откровенно, даже не каракатицу, а кошку, которую переехал грузовик. О, а вот это когда-то было гордо озаглавлено «папа чинит машину» – две жерди в армейских ботинках торчат из под бампера.

Уже стемнело, когда Стив отложил рисунки сына в сторону. В ящике лежали поздравительные открытки по случаю Дня Благодарения, Рождества и дней рождений детей, еще какая-то мелочь. На дне ящика лежала толстая тетрадь – дневник Кэрол, куда она записывала смешные выражения детей. Когда семья собиралась за обеденным столом Кэрол читала эти перлы, на потеху всей семьи.