Мадам Хаят

Позже стало понятно, что, как и многие другие люди, я поднял свои горести как щит, чтобы закрыть себя от новой боли. Но это случилось гораздо позже. Время потом научило меня, что для понимания таких вещей в жизни необходимо достичь зрелости, которой у меня тогда не было, зрелости, сформированной столкновением с «настоящей жизнью».

Подходя к дому, я наткнулся на нескольких устрашающего вида дородных бородачей, вооруженных палками. Я был наслышан о них. Они выбирали жертв у переполненных ресторанов, а затем подстерегали и избивали их в безлюдных переулках. А недавно средь бела дня разгромили выставку картин, избили художников и испортили полотна. Они ненавидели развлечения любого рода и всех, кто не похож на них.

Я испугался. К моему горю добавился еще и страх. Словно всё и вся меня унижало.

Я свернул и продолжил свой путь по закоулкам, пробираясь домой. И прошел прямо в свою комнату, минуя кухню.

III

Каждую субботу я звонил маме из телефонной будки в двух кварталах от дома. Она старалась скрыть грусть, поселившуюся в ее голосе после смерти отца, но не могла спрятать своего беспокойства обо мне: «Как ты? Как твое здоровье? Хорошо питаешься? Тебе удобно там, где ты поселился? Как дела в университете? Учишься хорошо? Как у тебя с деньгами?»

Я сказал, что у меня все в порядке.

По ее голосу я слышал, что смерть моего отца теперь прочно связана с самим ее существом. Я все еще с трудом осознавал этот факт. Возвращаясь в университет в ночь после похорон, в автобусе, среди запаха лимонного освежителя и пластиковых чехлов, я вдруг осознал, что мой отец умер. Я подумал: «Он умер». И ужаснулся, словно мой отец погиб в этот самый момент, в скользкой пустоте, вылизанной фарами встречных машин. Я мучительно почувствовал, что смерть необратима, что я больше никогда его не увижу, что он больше никогда не пошевелится и не заговорит, и это было так, словно кто-то впечатал мне в лицо раскаленное железо. То, что до этого момента прятало от меня истину, которую я видел собственными глазами; то, что мешало мне поверить в эту истину, внезапно исчезло, и реальность предстала передо мной. С одной стороны, разумом я с бритвенной ясностью сознавал, что отец умер и исчез, но, с другой стороны, моя память показывала мне его речь, его улыбку, его походку, полную жизни. Я видел того, кого больше никогда не увижу, слышал голос того, кого больше никогда не услышу. Этот странный контраст делал мою печаль только горше. Почему надо было расстраиваться до такой степени, чтобы умереть? Разве он не мог смириться с тем, что о нем стали бы судачить, как о неудачнике? Был ли он зол на себя за то, что действовал, не задумываясь о будущем? Мне никогда не узнать ответы на эти вопросы. Размышляя обо всем этом, я незаметно уснул. Когда я проснулся, смерть отца снова укрылась за плотной завесой и потеряла свою достоверность.

Мама наняла помощницу, договорилась с двумя цветочными магазинами и продает им цветы.

— Я зарабатываю немного денег, — сказала она. — Тебе нужны деньги?

— Нет, матушка, я тоже нашел подработку в свободное время, справляюсь.

— Ты ведь не забросил учебу?

— Нет, мама.

Не знаю почему, но после разговора с мамой я был глубоко обеспокоен. Я знал, что она грустит и тревожится, но ничего не мог поделать.

Мать с отцом были самой счастливой парой, которую я когда-либо видел, и казалось, что они разделяют забавный секрет, о котором больше никто не знает. Они всегда относились ко мне с большой любовью и участием, и отрицать это было бы неблагодарной ложью. Я всегда буду помнить, как они вдвоем смеялись на пирсе перед особняком летними вечерами. Я подходил к ним, и когда они меня замечали, наступало недолгое молчание, а потом они начинали разговаривать со мной. У меня всегда возникало одно и то же странное чувство, словно они вышли ко мне из комнаты, в которой находились вдвоем, и закрыли дверь, не впуская меня туда. Я не мог войти — это они приходили ко мне. Может быть, это было неправдой, но именно такое впечатление создавалось. Я сам себе казался посторонним, но не особо возражал, создав мир из книг, в который тоже не впускал никого, включая родителей. В этом балансе мы все чувствовали себя хорошо и счастливо, мы были прекрасной и мирной семьей. В счастливых семьях трудно много узнать о жизни, я это теперь понимаю, жизни человека учит несчастье.

Моросил дождь. Я пошел пешком, не зная, что делать. Я перестал встречаться со старыми друзьями, а новых друзей не приобрел.

Каникулы для одиноких — тяжкое бремя. Я усвоил это.