Мадам Любовь

Обе шеренги дрогнули, повернув головы направо. Горбоносый цыган взмахнул бубном со звоночками. По его сигналу три гармониста развели мехи. Сиплый, словно простуженный, но громкий марш взметнулся над улицей, в конце которой показалось знамя. Его нес светлоусый богатырь в папахе и накинутой поверх бушлата плащ-палатке.

По бокам четко шагали два автоматчика в шапках-кубанках, украшенных косыми красными лентами.

Ветер поднимал тяжелое полотнище с профилем Ленина, откидывал витые шнуры с золотыми кистями. Раздувал полы плаща знаменосца, отчего тот становился еще крупнее, могучей.

Цыган отбивал ритм на звонком бубне, гудели басы трех гармоней, их тугие волны плыли над застывшими шеренгами, над толпой, освещенной отблесками низко бегущего среди туч солнца.

Никогда еще земляне не видели такой торжественной красоты. Она щекотала в горле, распирала грудь, закрывая дыхание. Когда, медленно плывя к левому флангу, знамя как бы осенило затихшую толпу, старики сняли шапки. Гармонисты закончили марш сильным аккордом. Знаменосцы стали перед держащими под козырек командирами.

Михаил Васильевич опустил руку.

- Вольно!

Шеренги качнулись, звякнуло оружие, а толпа все еще таила дыхание, боясь нарушить святость минуты.

Михаил Васильевич шагнул к представителю областного комитета, одетому в военную шинель и городскую теплую ушанку. Наклонив голову набок, он, улыбаясь, смотрел на крайнего, левофлангового новичка, школьника в нескладной поддевке, перепоясанной бог весть где раздобытыми новыми кавалерийскими портупеями.

- Прошу, Иван Денисович...

- А? Да, да, - Иван Денисович шагнул вперед и добрыми глазами обежал стоящих перед ним партизан.

- Дорогие братья! Ваш отряд, геройски бившийся на "Теплых криницах"...

- Служу трудовому народу! - рявкнула вторая шеренга.

Россыпью, с опозданием, выкрикнули за ней новички.

Катерина Борисовна отошла к краю и, перейдя дорогу, незаметно пристроилась к шеренге.

- Тебе чего, тетка? - оглянулся на нее плохо побритый мужчина с видневшимися из-под шапки завязками бинта.

- Просто так... Я тут постою трошки... - шепотом ответила Катерина Борисовна.

Партизан пожал плечами.

- Трошки тут не положено...

- Тише ты, - одернул его сосед. - Нехай постоит. То ж сестра Игнатова... - И подвинулся чуть, освобождая место.

Началась присяга. Держа перед собой лист бумаги, на середину дороги вышел Михаил Васильевич.

- "Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик!"

Громко, отделяя каждое слово, прочитал учитель и выжидающе поднял от бумаги глаза.

- ...Союза Советских Социалистических Республик! - заколыхались по первой шеренге еще неокрепшие голоса.

- "Вступая в отряд красных партизан для активной борьбы с заклятым врагом нашей социалистической Родины - гитлеровской Германией..."

- ...заклятым врагом... Родины... гитлеровской Германией...

- "Перед лицом народа и Советского правительства даю обязательство".

- ...даю обязательство...

Выделялся ломкий голос левофлангового, перепоясанного кавалерийской портупеей. Он выпячивал грудь, поднимался на цыпочки.

- "За пролитую кровь нашего народа, за матерей и отцов, жен и детей, братьев и сестер, убитых и замученных фашистскими палачами..."

Ветер уносил к неспокойному небу голоса партизан и шепот повторявшей клятву толпы.

- "...И не жалея своих сил, а если понадобится, то и жизни..."

Катерина Борисовна почти физически ощущала тяжесть каждого слова, падавшего на ее изболевшее сердце. Она шевелила губами, неслышно повторяя то, что выкрикивал Михаил Васильевич.

- "Быть смелым, храбрым и решительным с врагом..."

Таким был Игнат, она знает: такие и ее сыновья, однажды произнесшие клятву.

- "Быть честным, дисциплинированным, революционно бдительным и хранить нашу военную тайну партизанского движения", - эту фразу учитель прочитал раздельно, трижды делая паузу, как бы вслушиваясь в ответ.

- "...Выполнять приказы своих командиров, политработников и рабоче-крестьянского правительства. Клянусь!.."

- Клянусь! - раньше других, громко повторила Катерина Борисовна.

Партизан с забинтованной головой даже вздрогнул от неожиданности.

- "И, если я отступлю от этого своего торжественного обещания, пусть покарает меня суровая рука революционного закона и вечное презрение моих товарищей!"

Принявшим присягу объявили, что у колхозного амбара, за сельсоветом, будут выдавать оружие.

Новенькие взапуски побежали по улице, под смех и озорные советы старых партизан. Каждый понимал: оружия на всех может не хватить или достанется ломака, вроде берданки сторожа Язепа со скотного двора, стреляющая в два конца, вперед и назад.

Катерина Борисовна тоже пошла вслед за спешившими. Она не думала ни об автоматах, ни о винтовке. Мысли ее теснились вокруг чего-то, как ей казалось, более важного.

У самого входа в село, за белевшей в сумерках непролазью набухшего снега и торчащими кольями тына, ветер метал солому раскрытого стога. Чернела одинокая, словно нарочно выторкнутая из сугроба, труба сгоревшей кормокухни. Левее помахивали сухими надломленными ветками низкорослые яблони, скрипели распахнутые ворота пустого овина...