Мадам Мидас

– Возможно, – уклончиво ответил мистер Вилльерс, возвращая фляжку. – Вы очень эксцентричны.

– Эксцентричен? – весело переспросил незнакомец. – Вовсе нет, сэр. Я просто цивилизованный человек без маски. Я не прячусь под искусственным плащом манер. Нет, я смеюсь – ха! Ха! Я подпрыгиваю – ха! Ха!

И он сделал легкий прыжок на одной ноге.

– Я плаˊчу… – это он проговорил уже расстроенным тоном. – В общем, я человек в его естественном состоянии – достаточно цивилизованный, но не чересчур.

– Как вас зовут? – спросил Рэндольф, гадая, не безумен ли этот толстяк.

Вместо ответа незнакомец сунул руку в другой карман и, вытащив длинное объявление, развернул его перед мистером Вилльерсом.

– Читайте! Запоминайте! Уясняйте! – приглушенно сказал он из-за афиши.

Афиша, набранная красными, черными и синими буквами, возвещала, что семья Вопплс, состоящая из двенадцати знаменитых артистов, сейчас в Балларате и нынче вечером представляет в Музыкальной академии новую и оригинальную фарсовую комедию под названием «Судок». Акт первый: «Перец!» Акт второй: «Горчица!» Акт третий: «Уксус».

– Значит, вы – мистер Вопплс? – спросил Рэндольф, внимательно изучив документ.

– Теодор Вопплс к вашим услугам, – ответил сей джентльмен, скатывая афишу.

Убрав ее в карман, он вытащил оттуда пачку билетов.

– Вот это, – сказал он, протянув один билет Вилльерсу, – даст вам нынче вечером право сидеть в партере, и вы сами увидите меня и моих детей в «Судке».

– Довольно необычное название для пьесы, не так ли? – спросил Рэндольф, беря билет.

– Сама пьеса еще необычнее, сэр, – заверил мистер Вопплс, сунув пухлую пачку билетов обратно в карман. – Она повествует о приключениях юноши, который прячет завещание своего отца в судке, каковой судок впоследствии реквизирует судебный пристав – комический персонаж.

– Но разве это не курьезно – прятать завещание в судке? – спросил Вилльерс, улыбаясь при одной мысли о такой странной идее.

– Вот в том-то, сэр, и кроется своеобразие пьесы, – величественно объяснил мистер Вопплс. – Итак, в акте первом действующие лица выясняют, что завещание находится в судке. В акте втором, гоняясь за судком, они сталкиваются с тещей судебного исполнителя, а в третьем акте, – торжествующе закончил артист, – настигают судок в ломбарде. Уверяю вас, что это самая оригинальная пьеса!

– Очень оригинальная, – сухо заверил его собеседник. – Автор, наверное, гений… Кто ее написал?

– Она переведена с немецкого, сэр, – ответил мистер Вопплс, прихлебывая разбавленный херес. – Изначально она вышла в Лондоне под названием «Банка с соленьями», и завещание в ней прятали в банке с луком. В Мельбурне она шла под тем же названием и была самой успешной пьесой года. Я же назвал ее «Судок»!

Последние слова артист проговорил с видом истинного гения.

– Но как же вы ее заполучили? – спросил Рэндольф.

– Моя жена, сэр, нанесла визит в Мельбурн. Она сидела в дальней части партера между возчиком угля и торговкой яблоками, сэр, и записала всю эту штуку.

– Но разве это не нескромный поступок?

– Вовсе нет, – надменно ответил Вопплс. – Напыщенные мельбурнские импресарио отказались позволить мне ставить их новые пьесы, поэтому мне пришлось самому устанавливать правила игры. Тем же способом я заполучил и все последние лондонские успешные постановки. Мы играем «Наши» под названием «Возвращение героя, или Невеста солдата» и с огромным успехом закончили играть «Серебряного короля», переименовав его в «Живого мертвеца».

Вилльерс подумал, что пьеса с таким противоречивым названием сильно раззадорит любопытство публики.

– Завтра вечером, – продолжал мистер Вопплс, – будет идти «Призванный обратно», но на афишах пьеса значится как «Слепой детектив». – Актер с благородным негодованием пояснил: – Таким образом мы избегаем жадных лап скупых мельбурнских импресарио, которые заставили бы нас заплатить за постановку этих пьес. Между прочим, – мистер Вопплс внезапно оставил легкомысленный тон, – когда я шел сюда, я видел одинокую девушку… Настоящую фею, сэр… С золотистыми волосами и яркой улыбкой; ее образ до сих пор преследует меня. Я обменялся с ней нескольким репликами о красоте дня, и таким образом аллегорически сослался на ее собственную красоту… По-моему, очаровательный полет фантазии, сэр!

– Это, наверное, Китти Марчёрст, – сказал Рэндольф, не обратив внимания на последнюю ремарку мистера Вопплса.

– Ах, неужто? – живо отозвался артист. – Как прекрасно имя Китти! На ум тут же приходят стихи… Например: «Китти, чудесная Кэт, прекрасней тебя в мире нет. Господа, вы меня извините, что не славлю в поэме я Китти!» Сочинено под влиянием момента, уверяю вас, сэр! Не напоминает Геррика?[31]

Мистер Вилльерс напрямик сказал, что не напоминает.

– А! Может, больше похоже на Шекспира? – заметил мастер поэтического слова, ничуть не смутившись. – Вы так думаете?

Рэндольф и в этом сомневался и выказал такое нетерпеливое желание уйти, что мистер Вопплс протянул ему на прощание руку.