Мадам Осень

– Я уверен, Мельник и Поярков вывернули их наизнанку, – заметил Добродеев.

– Если бы они нашли женщину, ты знал бы о задержании, Леша. А раз ты ничего не знаешь, то они никого не нашли.

– Если они никого не нашли, значит, ее в этих барах не видели, – сказал Добродеев.

– А вот тут я с тобой в корне не согласен. Ее могли видеть, но сказать не пожелали, а поскольку мы с тобой не Мельник и Поярков, то нам скажут. Сравнил! Какие-то никому не известные Мельник и Поярков и культовый борзописец Добродеев! Свидетель дает те или иные показания в зависимости от того, кто спрашивает, мы это обсуждали неоднократно. Спросили Мельник и Поярков – получили один результат… помнишь, как твой друг администратор Гоша сказал, что не хочет с ними связываться? То-то и оно, с ними никто не хочет связываться. Теперь спросим мы. Вернее, спросишь ты. Покажешь фотку Суровца и спросишь, с кем его видели. А я, как опытный физиогномист, знакомый с языком мимики и жестов, понаблюдаю за выражением морды лица и жестами свидетеля и в случае чего просеку дезу, понял? После чего возьмем свидетеля за жабры и… Ты известная публичная фигура, Леша, тебе скажут. Начнем с «Монмартра»… красивое название, как тоска по несбывшемуся.

И они отправились в ночной бар «Монмартр». Ностальгический старый шансон, Дассен, Легран, Азнавур, полумрак, искрящийся разноцветным стеклом бар…

Монах уселся на табурете поодаль, Добродеев наклонился к бармену и вытащил из папки распечатку с фотографией. Молодой толстый парень в очках, похожий на ученого-физика, в белой рубашке и бабочке, взглянул и покачал головой. Добродеев, похоже, настаивал. Монах сверлил взглядом бармена. Тот взял листок в руки, присмотрелся и снова покачал головой. Монах не заметил ничего подозрительного и кивнул Добродееву. Похоже, Суровца здесь не видели. Добродеев спросил, кто работал в… Он назвал вечер убийства. Парень наморщил лоб и сказал, что в тот вечер была его смена. Он даже не поинтересовался, кто изображен на фотографии, и его равнодушие свидетельствовало в его пользу – он действительно не видел Суровца.

Они выпили по рюмке коньяку и отправились в следующий по списку бар. Это был «Старый город». Сцена повторилась: Добродеев вызывал огонь на себя, Монах в засаде наблюдал. С тем же результатом. Плюс пара рюмок коньяку.

«Золотое руно» – облом. Очередное поражение запили коньяком.

– Может, он снял ее на улице, – сказал Добродеев. – Может, они встретились в ресторане.

– Они познакомились в баре, Леша, – твердо сказал Монах. – В ресторан так поздно не ходят, дело было в баре, у меня нюх. Причем поблизости.

– Сказки Андерсена с собой? – фыркнул Добродеев. – Мне показалось, я видел в углу болотницу, она пила пиво.

– Очень смешно, – сказал Монах. – Ха-ха. Мы сейчас ловим широким тралом, а потому все в строчку…

– Чего? – не понял Добродеев. – Чем-чем?

– Загребаем широко, понимаешь? Нам нужен маленький намек, понимаешь? Тень! Нам нужна… эта… тень! Пинок в пятую точку в нужном направлении, и мы оседлаем волну, понял, Лео? У меня чувство… э-э-э… понимаешь? Потому и гребем все подряд, понял? И как только… он появится, мы хватаем его за хвост, понял? Что там дальше по списку?

Добродеев уловил общий смысл сказанного, или ему казалось, что уловил. Он не стал уточнять и только сказал:

– «Братислава». Бар «Братислава».

– Бар «Братислава»? – удивился Монах. – Оч-ч-чень хорошо! Идем в «Братиславу». А чего это у них все подряд называется «Братислава»? И гостиница, и бар? Фантазии не хватило? Ладно, не наше дело. – Он махнул рукой. – Запомни, Лео, самое темное место всегда под светильником.

– Сказал кто?

– Омар Хайям. Восточная мудрость. Вперед, журналист! – И Монах потопал в сияющий неоном бар «Братислава».

К приятному удивлению Добродеева, здешний бармен оказался его добрым знакомым, и звали его Эрик Гунн. Монах, стараясь держаться прямо, индифферентно устроился в конце стойки и, маскируясь под обычного посетителя, заказал коньяк. Краем глаза он следил за Добродеевым и тощим барменом, похожим на молодую щучку. Журналист протянул Эрику листок, тот взял, и тут Монах сделал стойку! Нюх подсказал ему, что Суровца тут знают. Было видно, что Эрик колеблется, не зная, сказать ли – ему страх как не хотелось встревать неизвестно куда.

– Эрик, ты меня знаешь, – гудел Добродеев, наклоняясь над стойкой. – У меня готов отличный материалец, нужны кое-какие живописные детали, но, честное слово, никаких имен, я же не дурак, понимаю. Ты его видел?

– Майор-оперативник приходил, спрашивал, – неопределенно сказал Эрик и повел взглядом по полупустому залу. – Значит, это его в гостинице… – Он кивнул на фотографию.

Добродеев кивнул и тоже оглянулся.

– Он был здесь, – сдался Эрик. – В тот самый вечер, я его запомнил. Зовут Дима.

– С кем он был?

– Один. – Эрик посмотрел на потолок, он разрывался между желанием выложить информацию и осторожностью. Монах уже собирался подключиться к процессу, но тут Эрик решился и сказал: – Сначала…

– А потом? – тут же спросил Добродеев.

– А потом он ушел.

– С кем?

– С женщиной.