Мадам придет сегодня позже

— Очень! Я у тебя в долгу!

Это ему нравится. Он жмет на газ. «Ролле» летит вперед, как из пушки, меня сковывает страх, а зубы отстукивают дробь. Я начинаю паниковать. Вдруг осознаю: если мы живыми доедем до Версаля, это будет отвратительный вечер, такой же отвратительный, как все другие вечера на публике, которые я должна терпеливо сносить в качестве мадам Сент-Аполл.

Когда мы добираемся до дворца, уже смеркается. Нам даже зарезервировали стоянку. Без хлопот припарковываемся во дворе, посреди сказочного мира. Все окна ярко освещены, ворота украшены гирляндами цветов. Сотни факелов обрамляют лестницы, тысячи свечей заливают светом большой зеркальный зал. Воздух напоен ароматами духов.

Пятьсот гостей сидят за круглыми столами, настроение у всех веселое и раскованное. Меня поджидает Мари-Луиза, репортерша. Мои эскизы прошли последний тур. Может быть, я получу премию. На нас набрасываются журналисты, фотографы, телевидение тоже тут. И хотя я самая элегантная в своем изысканном белом платье и многие провожают меня взглядами, самое притягательное зрелище — все-таки Фаусто.

Он возвышается над всеми! Его появление завораживает. Смех его наполняет весь зал, подобно тропическому солнцу проникая в самые дальние его уголки, он магнитом притягивает к себе все взгляды.

Особенно взгляды дам.

И вдруг происходит то, что для меня невыносимо. Все эти расфуфыренные дамы разом преображаются. Их глаза начинают сиять. Они распрямляются, поправляют прически, кажется, что они наконец нашли то, что искали годами, а именно героя своих грез!

Я ненавижу этот миг!

Так бывает всегда. Выходить в свет вместе с Фаусто — сплошная мука! Стоит нам оказаться среди людей, я перестаю существовать. Лишь только мы входили в дверь, он перешагивает через меня, как рыцарь в сверкающих доспехах через жабу из болота, устремляясь вверх, к лучшему — новому, неизведанному, еще не завоеванному. Навстречу художницам, актрисам, писательницам, певицам, салонным львицам и змеям (покарай их Господь!), не скрывающим своего обожания.

У нас в Вене все по-другому. Но француженка не знает стыда. Она боготворит, и нешуточно! Если ей нравится мужчина, она готова на все, даже если рядом стоит законная супруга.

Она увлажняет свои губки, как только что Андреа Бле, редакторша из «Садов и парков», смеется без причины, только чтобы все видели ее красивые белые зубы. Мы садимся за круглый стол, расточаем улыбки всем вокруг и погружаемся в море красивых женщин, обнаженных плеч, красных губ. Как хочется умереть!

Тем более что нашими соседями оказываются Биби и Кен! Именно они! Нет, вы только подумайте! И еще делают вид, что не знают нас. Оба старые знакомые. Кен — американец, его профессия — богатство, а Биби, его жена, тратит его деньги. Биби кругленькая и аппетитная. Удачная смесь Марокко и Франции. Она маленькая и наглая, с узкими зелеными глазами и черными блестящими волосами, свободно падающими ей на плечи. На ней зеленое шелковое платье с разрезом до пупка, так мне во всяком случае кажется.

Я придирчиво разглядываю тон ее губной помады. Не оранжевый ли он? Такой, как на окурках в «роллсе»? Нет, вроде темнее. Ее губы почти черные. Конечно, это не значит, что время от времени она не меняет помаду. А когда-то мы дружили. Теперь это все в прошлом.

Фаусто идет в атаку.

— Привет, Биби! — Он целует ее в обе щеки и нагибается к ее обнаженной пышной груди. — Давно не виделись! Где вы пропадаете?

Потом он хлопает по плечу Кена и входит в раж. Подаются закуски, и он пытается расшевелить Биби, говоря именно то, что ей хочется услышать. Уже не смолкают анекдоты и шутки, все наэлектризовано, весь стол слушает, а я сижу рядом, готовая провалиться сквозь землю!

За весь вечер Фаусто не говорит мне ни слова. И когда после горячего Биби, жадно ловя каждое его слово, уже никого не видит, кроме него, он неожиданно переключается на ее визави и начинает ухаживать за темпераментной темнокожей журналисткой по имени Мэнди из Нью-Йорка. Между делом он заглядывает глубоко в декольте блондинке Джой из Лондона, владелице картинной галереи. Она явно очарована.

Фаусто ест и пьет, смеется и поет, заводит всех, развлекает ползала (только не меня!), танцует с Биби, Мэнди и Джой ( только не со мной!), и, если бы знаменитый Томми Кальман украдкой не гладил под столом мою ногу (он патриарх всех художников Парижа!), думаю, я не пережила бы этот вечер.

Наконец все позади: ужин, вручение призов (победал англичанин) и моя первая годовщина свадьбы. Уже час ночи, и мы едем домой. То есть мчимся. Потому что Фаусто превосходит самого себя и ставит новые рекорды.

— Прелестный был вечер, — Он держит одну руку на руле, а другой зажигает сигару. — Биби становится все очаровательней. Умеет вскружить голову мужчине. Потрясающее платье, изысканное декольте. Ты не находишь, Тиция, моя сладкая овечка?

Я ничего не нахожу и продолжаю молчать.

— Ты ревнуешь, крошка?

Я не мигая смотрю в черноту ночи. На мелькающие деревья и молодой месяц.

— Я всего лишь четыре раза танцевал с ней и держал на большом расстоянии от себя!