Мадам придет сегодня позже

Честно говоря, это было нелегко. Фаусто мне очень нравился. Когда я его видела, у меня перехватывало дыхание. Но я не желала идти в его гарем. Я хотела быть чем-то большим, чем подружкой № 94-6! Всю неделю я натыкалась на его белокурую гриву в светской хронике иллюстрированных журналов, где он регулярно мелькал.

С мадам А. на балу. С мадемуазель Б. на приеме. С прекрасной незнакомкой на гала-представлении в опере. А однажды, но это, очевидно, была промашка фотографа, с рыжеволосой великаншей на конно-спортивном празднике в Берси. Женщина явно была не из его окружения.

На Пасху моя квартира была готова.

Фаусто я ее не показала.

Я становилась с каждым разом холоднее и холоднее, все время кормя его обещаниями и поражаясь самой себе. Откуда я находила силы, чтобы не броситься в беспамятстве в его объятия, когда он отвозил меня домой? Он посылал мне цветы. Уже не раз. Написал письмо с очень красивым любовным стихотворением. Но я не реагировала. «Ждать!» — приказывал мой инстинкт. И я держалась!

Наконец, его терпение лопнуло. Это была последняя суббота апреля, дул холодный сильный ветер, и мы сидели в его неудобном «лотусе» перед моим домом после долгой ночи, проведенной с дядюшкой Кроносом. Дождь барабанил по крыше машины. Мы молча сидели рядом и слушали концерт для флейты с оркестром. Фаусто купил его специально для меня. Божественно! Но мой настрой оставался неизменным.

Неожиданно он взял меня за подбородок и повернул к себе,

— Сегодня вечером, — напористо проговорил он и пристально посмотрел мне в глаза, — вы пригласите меня на ужин. И никаких отговорок! Мой интерес чисто профессиональный. Вы слышите, мадемуазель? Я хочу убедиться в ваших хваленых талантах архитектора по интерьеру. Я хочу наконец увидеть вашу квартиру. И точка!

Мое сердце заколотилось как бешеное.

Его взгляд, его близость, прикосновение его руки — я почти обмякла. Но сняла его пальцы, отвернулась и вздохнула.

— На ужин — с удовольствием. Больше ничего не обещаю.

— Разумеется, нет, вы, ледяной цветок! Меня интересуют ваши обои. А вы решили, что я мечтаю поцеловать ваш сладкий ротик?

Я молчала. Концерт закончился, и лишь капли дождя прилежно продолжали стучать по крыше.

— Вы можете связать мне руки и ноги, — стоял на своем Фаусто. — Идет, мадемуазель?

— Идет! Но должна вас предупредить: я не готовлю мяса.

— И рыбы тоже?

— И рыбы тоже.

— Даже для меня?

— Даже для вас.

— Ни мяса, ни рыбы. Что же тогда остается?

— Ничего! Предлагаю сходить в ресторан, там вы сможете себе заказать все что душе угодно.

— Ни в коем случае! Моей душе угодны кусок сыра и глоток вина в вашем очаровательном обществе. Значит, договорились! Сегодня вечером в восемь. Здесь, у вас, мадемуазель. Я буду очень, очень пунктуален!

Никогда день не пролетал для меня так быстро. Я провела его в безумной суете, готовила, драила, покупала, принимала ванну, мыла волосы, покрывала розовым лаком ногти на ногах, и, несмотря на данное обещание, Фаусто не был пунктуален!

Он пришел на полчаса раньше! Я еще стояла у плиты и протирала через сито овощи для супа. Абсолютно не накрашенная, густые завитки волос беспорядочно лезли мне в лицо, полуголая, потому что предпочитаю готовить в черной юбке на лямках, ничего под нее не надевая.

Когда позвонили в дверь, я подсунула кухонное полотенце под лямки, чтобы прикрыть обнаженную грудь, и, ничего не подозревая, открыла дверь. Гости во Франции всегда опаздывают. Консьержка, соседка — кто это еще мог быть?

3

Меня почти хватил удар, когда я увидела перед собой Фаусто.

— Как вы живописно одеты, — он протянул мне две бутылки шампанского. — Добрый вечер, Тиция! Вы всегда так принимаете друзей?

— Нет, только если они приходят раньше времени… — заикаясь, выдавила я.

— Знаю, знаю. Очень сожалею. Но меня погнала страстная тоска. Надеюсь, вы простите, прелестное дитя.

Он вошел и, не успела я опомниться, поцеловал меня в обнаженное плечо. Потом снял свое элегантное серое шерстяное пальто.

— С него капает, — объяснил он. — Если вы еще не заметили, дражайшая Тиция, на улице бушует апрель. Ливень, град, снег… — Он окинул взглядом мою фигуру. — Не удивлюсь, если… если сегодня будет буря…

Он стоял передо мной, высоченный блондин, истинный парижанин в безупречном сером костюме с жилеткой и торчащим из кармана голубым уголком платочка, а я чувствовала себя жалкой кухаркой. Охотнее всего я забилась бы в какую-нибудь щель.

Это не ускользнуло от Фаусто.

— Пожалуйста, оставайтесь, как есть, — быстро проговорил он, — не надо театра, мадемуазель. Не надо пытаться преподнести себя. Я люблю женщин в естественном, натуральном виде!

Натура натурой, но я отнюдь не собиралась провести весь вечер с кухонным полотенцем на груди. Я извинилась и пошла переодеться. Платье уже лежало на моей кровати: голубое, переливающееся, до пола. Затканное серебряными звездочками. Индийское платье с широкими рукавами и малюсенькими серебряными колокольчиками на вырезе и подоле.

Я любила это платье. Фаусто оно тоже понравилось!