Мадам придет сегодня позже

— Как вы это выносите? — сочувственно спрашиваю я. Бедняга. Пять лет презрения. А я волнуюсь из-за пары недель. Брис гладит меня по голове.

— Плохо! Вначале это было чудовищно. Весь первый год был для меня катастрофой! Каждую ночь я спрашивал ее и каждую ночь слышал в ответ «нет. Всегда „нет“! Можно я тебя хотя бы обниму? — Нет! Можно лечь к тебе? — Нет! Можно поцеловать? — Нет! Оставь меня в покое!

— А потом что?

— Потом я больше не спрашивал. Никогда! Вам не из-за чего терзаться угрызениями совести! Вы ничего не разрушаете. Это наша постель. Она принадлежит вам, Тиция! Вам и мне! Это наше розовое ложе. Теперь вы меня понимаете?

Я понимаю его.

Жена стала его матерью, а мать не спит со своим ребенком.

Девятнадцать лет в браке! Да, это непросто. Иногда все идет хорошо, но чаще — нет. Обычно любовь уходит, тело хиреет, душа охладевает. Глаза больше не блестят. Чувствуешь себя непривлекательным. И если такое состояние продолжается, заболеваешь. Или становишься импотентом!

Если только ты не сопротивляешься и не любишь на стороне.

Очевидно, это и проделывает мадам Рено. Потому что на фотографии где-то далеко-далеко, на другом конце увитой розами кровати, она смотрится свежей и бодрой. И смотрит на меня очень бойко сверху вниз карими, совсем не глупыми глазами. У нее красивые белокурые волосы и алый чувственный рот. Смотрите-ка, она того же типа женщина, что и я!

И точно так же она не сдается!

Теперь все прояснилось. Брис переходит к делу.

Он садится рядом и начинает меня раздевать. Медленно, с видимым удовольствием!

— Ах, мои маленькие, сладкие ножки! — придыхает он и снимает туфли. Потом кладет меня на кровать и запускает руку под юбку.

— О-о-о! Пояс с резинками! — восторженно вскрикивает он, точно ребенок, нашедший пасхальные яйца в саду. — Сейчас опять носят пояса с резинками? Он красный, под цвет туфель! Шарман!

Он опять осыпает меня поцелуями, уже не так лихорадочно орудуя своим маленьким, острым языком. Очевидно, он способный ученик. Потом он снимает юбку. И начинает громко сопеть!

На мне малюсенькие кружевные трусики такого же красного цвета, что и туфли. Они лишь чуть-чуть прикрывают светлые завитки внизу, и больше ничего. По бокам они высоко вырезаны, и мои ноги кажутся еще длиннее!

Брис не может оторвать от меня глаз.

Ясно, что он давно не получал такого удовольствия. Трепетным восторгом сияют его глаза, и я наслаждаюсь этим мигом, словно весенним днем после долгой, холодной зимней ночи. Я поднимаю голову.

— Брис, я должна вам что-то сказать.

Он вздрагивает, будто прервали его дивный сон.

— Что? — испуганно спрашивает он. — Что вы должны сказать? Надеюсь, вы не хотите уйти домой?

— Нет, я остаюсь у вас. Но я не предполагала, что мы… что мы так быстро… как бы это сказать… сблизимся. Я не принимала пилюли. А сегодня опасный день. Вы не могли бы взять это на себя?

Брис вздыхает с облегчением.

— Конечно! — Он ласково проводит рукой по моим бедрам. — Конечно, я прослежу. Это не проблема. С огромным удовольствием. У меня это хорошо получается. Не волнуйтесь, дорогая. А потом я покажу вам кое-что, это должно вам непременно понравиться.

— Что вы собираетесь мне показать? — Меня забирает любопытство.

— Культ Исиды, — таинственно шепчет он. — Вы же знаете, я люблю все божественное, возвышенное. Люблю поклоняться женщине…

— А что такое «культ Исиды»? — недоверчиво перебиваю я.

— Гимн женскому телу, — театрально отвечает он, — служение той, которую любишь. Тем самым сохраняются ее красота и молодость. Ты жертвуешь ей лучшее из того, что имеешь!

Э, нет! Может, все же лучше уйти домой? Такой поворот мне не по вкусу! Я против культов, магии, ритуальных служений, против истерии. Я за нормальную любовь между мужчиной и женщиной, без колдовства, чертовщины, заклинаний и прочей ерунды. Все искусственное убивает эротику, во всяком случае у меня. Мужчина, которому нужны такие вещи, не вызывает во мне желания.

— Не бойтесь, это не больно, — шепчет Брис. — Вам не придется ничего делать, просто лежать. Это совсем просто! А теперь, моя богиня, мой ангел, моя любовь, теперь я освобожу вас от этой одежды.

Он расстегивает мою шелковую блузку и от неожиданности вновь запахивает ее. Под ней ничего нет.

— Вы не носите белья? — прыскает Брис и начинает хохотать. — Мадам Сент-Аполл выходит из дома полуголой? Прелестно! Вы всегда так ходите?

— Нет, только в крайних случаях, — отвечаю я, — когда это необходимо! (Чтобы чувствовать себя увереннее, — думаю я про себя.)

— А сегодня это было необходимо? — спрашивает он напыщенно.

Я киваю.

— Я люблю вас! По-настоящему! — Он гладит меня по щеке, по лбу, по волосам. Потом, медленно и нежно, по груди. Удивительно, какие мягкие ладони у этого отягощенного мускулами мужчины.

Неожиданно он вскакивает и сбрасывает халат на пол.

— Вчера, лежа в этой кровати, я представлял себе вас. Но таких красивых ног я еще никогда не видел. У вас тело, как… как… как у сильфиды! Такое узкое и нежное. И в то же время такое женственное. Вы женщина до кончиков пальцев! Посмотрите на меня! — Он молниеносно срывает с себя белье. — Я вам нравлюсь?