Мадам Змея

Она раздвинула шторы, разделявшие комнату на две части. В глубине помещения стоял большой шкаф, который братья всегда держали запертым. Катрин знала, что в нем есть немало тайников. Она села на стул. Братья задернули шторы. Катрин посмотрела в магический кристалл и ничего там не увидела. Братья замерли в ожидании.

Она внезапно повернулась к ним и заговорила. Они поняли истинную цель ее визита.

— Один юный граф, — сказала она, — желает послужить своей — нашей — родине. Если он придет к вам и захочет поговорить о ней, будьте к нему добры. Если он попросит любовного зелья или какое-то другое снадобье, дайте ему это. Вы можете доверять графу.

Братья понимающе переглянулись. Глаза Катрин оставались непроницаемыми, ее лицо было невинным, как у ребенка.

Двор переезжал в новое место. Причиной этого на сей раз была отнюдь не непоседливость короля.

Катрин ехала с Узким Кругом, неподалеку от Франциска и мадам д'Этамп. Ее положение было почетным, но она хотела ехать рядом с Генрихом. Однако там для Катрин не нашлось бы места, поскольку свиту принца возглавляла ее ненавистная соперница, которую Генрих по-прежнему обожал. Катрин успешно скрывала свою страсть и ревность; она смеялась так же громко, как и другие дамы, окружавшие короля.

Когда процессия на пути от Парижа к Лиону останавливалась в различных городах и замках, для увеселения короля устраивались всевозможные зрелища. Мадам д'Этамп и королева Наваррская вместе сочиняли пьесы и сценки. Короля сопровождало множество красивых девушек, кого-то из них подбирали в дороге. Они танцевали перед Франциском, пытались привлечь его внимание своей смелостью или, напротив, скромностью. Но Франциск не мог расслабиться; война распространялась по территории Франции. Именно вторжение войск императора Карла на славные земли Прованса заставило короля покинуть Париж и отправиться в Лион.

В этом городе Катрин выдала себя.

Генрих пришел к ней, когда она находилась со служанками в своих покоях. Ее сердце забилось чаще — это происходило постоянно, когда он оказывался рядом с Катрин. Она поспешно отпустила девушек, попыталась совладать с охватившими ее чувствами.

— Извини, что я потревожил тебя, — сказал он.

— Бывают случаи, когда приятно оказаться потревоженной.

Они находились одни; она не могла утаить страсть, сверкавшую в ее глазах. Девушка еле слышно добавила:

— Я молю всех святых о том, чтобы это происходило чаще.

Он удивленно посмотрел на нее, не понимая, о чем она говорит. Катрин охватило легкое раздражение. Однако, как ни странно, она любила Генриха еще сильнее за его несообразительность, так раздражавшую короля.

— Пожалуйста, сядь, Генрих, — она похлопала ладонью по дивану, стоявшему у окна, и села на него, подобрав расшитую жемчугами юбку и оставив место для мужа.

Катрин было невыносимо тяжко находиться рядом с ним и чувствовать, что он бесконечно далек от нее. Он думает сейчас о Диане? Катрин усомнилась в этом, потому что вид у Генриха был несчастным; думая о Диане, он всегда имел счастливое лицо.

— Положение печальное, — сказал он.

Она коснулась его руки, хотя знала, что он не выносил ее прикосновений. Но сейчас он, кажется, просто ничего не заметил.

— Ты слышала новости? — продолжил он. — Монморанси отступает под натиском войск императора. Завтра мой отец отправляется в Валенсию.

— Что, новый переезд? Я почти не видела тебя с тех пор, как мы покинули Париж.

В ее голосе прозвучал упрек, она не смогла скрыть его; она видела себя одиноко, без сна, лежащей в постели, ждущей мужа, который, возможно, проводил время с Дианой. Почему? — спрашивала она себя. Почему Диана, а не она, Катрин? Могла ли она слушать разговоры о войне? Когда он находился рядом, она была способна думать лишь о любви.

Ее голос прозвучал раздраженно.

— Король говорил с тобой снова? — спросила она. — Мы так редко встречаемся, что не приходится удивляться отсутствию детей…

Он не сдвинулся с места, и она поняла, что Генрих не слушал ее. Он не умел думать о двух вещах одновременно; если что-то занимало его мысли, остальное просто не существовало для Генриха.

— Отступая, Монморанси сжигает и разрушает селения, чтобы вражеская армия не получила запасов продовольствия. Французские мужчины, женщины, дети голодают после того, как по их землям прошли армии…

— Но это ужасно, — перебила его Катрин. — Я слышала о жестокости Монморанси. Люди подчиняются ему только из страха!

— Это единственный способ, — сказал Генрих. — Монморанси — великий человек. Его тактика — единственно правильная. Если бы не он, испанские дьяволы были бы уже в Лионе. Я бы хотел сражаться вместе с ним.

Она обрадовалась. Уехав на войну, он расстанется с Дианой.

Она взяла его под руку.

— Солдат хватает, — тихо сказала Катрин.

— Отец сказал, что пошлет за дофином, если он понадобится ему. Я бы хотел, чтобы он послал за мной. Но он ненавидит меня. Он знает о моем желании воевать, поэтому говорит: «Ты не будешь сражаться!» А враг уже у наших ворот. По глупости моего отца настоящей войны не будет. Милан уже давно должен был стать нашим.