Мадджхима Никая

«Так и с любыми жрецами или отшельниками, которые живут, отлучив себя от чувственности в теле и в уме, у которых погашены и успокоены желания, очарования, нужда, возбуждение и жажда к чувственным удовольствиям. Испытывают ли они, или же нет, болезненные, мучительные и пронзающие чувства в своей борьбе [за Пробуждение], они способны достичь знания, видения и непревзойдённого само-пробуждения. Таковым был третий образ — спонтанный и никогда прежде не слышанный — возникший у меня в уме.

Я подумал: «Что если я, стиснув зубы и поджав к верхнему нёбу язык, собью, раздавлю и сокрушу свой ум своим умом?». Таким образом, стиснув зубы и поджав к верхнему нёбу язык, я стал сбивать, давить и сокрушать свой ум своим умом. Подобно тому, как сильный человек хватает слабого за голову, горло или плечи, и сбивает его, сдавливает и сокрушает, так и я стал сбивать, давить и сокрушать свой ум своим умом. И по мере того, как я так делал, пот полился ручьём из подмышек. И хотя я установил неутомимое усердие и незамутнённую осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно из-за болезненных усилий. Но болезненное чувство, что возникло таким образом, не наводняло мой ум и не оставалось в нём.

Я подумал: «Что если я буду поглощён трансом не-дыхания?» Так я прекратил вдохи и выдохи через нос и через рот. И по мере того, как я так делал, громкие свистящие струи воздуха вырывались из моих ушей, подобно тому, как из мехов кузнеца вырывается свистящий громкий пар… А потому я прекратил вдохи и выдохи через нос, рот и уши. И по мере того, как я так делал, ужасные силы пронзали мою голову, как если бы сильный человек вскрывал бы мою голову острым мечом… Сильнейшие боли появились в моей голове, как если бы сильный человек затягивал на моей голове тюрбан из кожаных ремней … Колоссальные боли разрывали мой желудок, как если бы мясник или его ученик разрезали бы желудок быка… Моё тело сильно горело, как если бы два могучих человека, схватив слабого человека за руки, поджаривали бы его над ямой с горячими углями. И хотя я установил неутомимое усердие и незамутнённую осознанность, моё тело было взволновано и неспокойно из-за болезненных усилий. Но болезненное чувство, что возникло таким образом, не наводняло мой ум и не оставалось в нём.

Дэвы, увидев меня, сказали: «Отшельник Готама умер». Другие дэвы сказали: «Он не умер, но умирает». Третьи сказали: «Он ни умер, ни умирает, а он — архат, потому что таким образом живут архаты».

Я подумал: «Что если я буду практиковать, и при этом не принимать пищу?» Тогда дэвы пришли ко мне и сказали: «Почтенный, пожалуйста, не практикуйте без еды. Если вы не будете есть, мы будем вливать через ваши поры божественный нектар, и так вы выживете». Я подумал: «Если я решусь отказаться от пищи полностью, тогда как эти дэвы будут вливать через мои поры божественный нектар, то я обману [самого себя]». А потому я приказал им уйти, сказав: «Довольно».

Я подумал: «Что если я буду принимать только чуть-чуть пищи за один раз, только немного бобового супа, супа из чечевицы, супа из вика или супа из гороха?». Посему я принимал только чуть-чуть пищи, только немного бобового супа, супа из чечевицы, супа из вика или супа из гороха. Моё тело стало сильно истощено. Из-за того, что я так мало ел, мои члены стали похожи на соединённые части стеблей лозы или стеблей бамбука… Моя спина стала похожа на горб верблюда… Мой позвоночник выступил, как ожерелье из бусин… Мои рёбра выперли наружу, как балки старого покошенного сарая. Блеск моих глаз, казалось, утонул в глазницах, подобно блеску воды в глубоком колодце… Кожа моей головы сморщилась и иссохла, подобно тому, как зелёная горькая тыква высыхает и сморщивается на жаре и ветре… Кожа моего живота настолько прилипла к позвоночнику, что когда я трогал живот, то схватывал также и позвоночник; а когда я трогал спину, то дотрагивался также и до кожи живота… Если я писал или испражнялся, я прямо там же падал лицом вниз… Из-за того, что я так мало ел, то, как только я хотел облегчить тело, потерев его члены руками, волосы — сгнившие на корню — выпадали с моего тела по мере того, как я его растирал.

Люди, видевшие меня, говорили: «Отшельник Готама — чёрный». Другие говорили: «Отшельник Готама не чёрный, а коричневый». Ещё другие говорили: «Отшельник Готама ни чёрный, ни коричневый, а с золотистой кожей». Так сильно был испорчен чистый и яркий цвет моей кожи — просто из-за того, что я так мало ел.