Каждое утро Феликса (тридцать три года, семьдесят килограммов, один метр семьдесят шесть сантиметров экзистенциальных страхов) будил запах. Ровно в семь утра кот Красуцкий (десять лет, десять килограммов, пятьдесят сантиметров ожиревшей лени) не без труда запрыгивал на кровать, в которой спали его домашние люди, и начинал прохаживаться под носом у раздатчика сухого корма Феликса, обдавая его своим смрадным дыханием. Приятного мало, кто спорит, зато экономишь на будильнике. К тому же это служило напоминанием о том, что настоящая жизнь, та, что вступает в свои права, стоит вылезти из-под одеяла, — это вам не игры на лужайке.
Феликс не любил перемен. Вставать с постели ему было так же трудно, как в нее ложиться. Сон всегда страшил его: взять и вот так на долгие часы погрузиться в небытие… Странно, как все остальные ухитряются считать это вполне естественным? Но самое отвратительное — это то, что если ты вдруг не проснешься, то даже не узнаешь, что умер. Одна эта мысль лишала Феликса сна.
Второй преследовавший его страх заключался в том, что во сне можно потерять память. Проснешься утром — и ничего не помнишь, как будто за ночь кто-то стер все твои воспоминания. Поэтому каждый вечер он вносил в блокнот, где были отмечены все вехи его жизни, новые данные, и клал блокнот на ночной столик. Чтобы вспомнить. В случае чего.
"У меня и зубы есть!" — мяукнул Красуцкий, и в воздухе повисло зловонное облачко. Феликс зажег ночник, оборудованный энергосберегающей лампой, присел на краешек табуретки, изготовленной из переработанного картона, и натянул правую тапочку — левую уносил в пасти шествовавший к кухне Красуцкий. И тут одеяло из бамбукового волокна рыкнуло человеческим голосом: "Свет!"
ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ/ПАРК — УЛИЦА. НОЧЬ
Общий план дома престарелых "Приют Святого Луки". На дворе — непроглядная тьма; в небе сверкают молнии, вспышками освещая обветшалое мрачное здание. Несколько освещенных окон складываются в рисунок, напоминающий искривленное злобой лицо. Раскат грома.
Голос за кадром.
ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ/КОРИДОР — ИНТЕРЬЕР. НОЧЬ