Мадемуазель Синяя Борода

– Простите, матушка, то не я был, то дьявол моими устами говорил. Не хотел я вас обидеть, самому стыдно…

– Дьявола твоего Яниной зовут. Что ж, как мать, прощаю. Не желаю тяжести сердцу и душе твоим. Ты хоть знаешь, как кличут тебя люди?

– Люди, люди… – пробормотал он, не смея поднять на мать глаз. – Им бы только клевать тех, кто не по их законам живет. Если б их уважение могло заменить мне Нину… А без нее и день не день, и ночь не ночь. Ну, и как же они меня кличут?

– Повода не надо давать, вот и не клевали б. А кличут тебя – граф Синяя Борода. И получил ты звание это за жестокость. Думаю, преступив заповеди божьи, что-то разрушил и внутри себя, оттого остался в одиночестве и со славой постыдной.

– Я? Синяя Борода? – поднял Владимир глаза на мать, а в них стояла растерянность. Но он нашел в себе силы усмехнуться: – За что же меня так унизили?

– За Лизу. За Ники. За кузнеца, который сказал матери Лизы, кто убил ее дочь. О тебе говорят много такого, что мои уши слышать не в силах.

– Сплетни! – вознегодовал Владимир, но, очевидно, ему стало нехорошо, он покрылся каплями пота. – А все мать Лизы, злой язык у нее.

– Но кузнеца-то ты забил до смерти?

– До смерти? – удивился он. – Разумеется, я побил его кнутом. Посудите сами, привезла его мать Лизы, и они утверждали, будто я убил жену…

– Не ты. Павел ездил в имение на твоей лошади.

– Что вы, матушка, Поль со мной был неотлучно, когда с Лизой беда стряслась. И лошадь мою взять никто не смел.

– А подкову лошадь потеряла?

– Подкову потеряла, я велел новую поставить…

– Подкову, Володя, в руках Лизаньки нашли. Потому-то и решили, что ты приезжал к ней. А где твой конюх Тришка?

– Сбежал, мерзавец. – Владимиру становилось все хуже, он вытирал взмокший лоб и шею, сплевывал слюну в платок. – Подкову нашли у Лизы? Быть этого не может!

– Подкову кузнец мне отдал. Обещал, правда, держать язык за зубами, да, видать, кто-то еще знал про подкову, кузнеца привлекли к ответу, вот он и признался. Ну, а то, что твои кредиторы вскоре дом твой с молотка пустят, это как?

– С молотка? Дом? Надеюсь, не теща вам такое сказала?

– Гляжу, ты совсем, как твой отец, – с укоризной произнесла Агриппина Юрьевна. – Да я векселя твои устала оплачивать. Полагаю, тебя провели с одной стороны Янина, с другой Павел. Что с тобой? – наконец заметила она, что ему худо.

Владимир ответить толком не мог. Он покрылся мелкой испариной, тем не менее лоб его оставался холодным. Он дрожал и лязгал зубами, а в зрачках его застыла боль. Агриппина Юрьевна приказала послать за доктором, тот явился незамедлительно, и было то же самое: пускание крови, подсчет ударов сердца, недоумение. Агриппина Юрьевна высказала предположение:

– А не отравили ли моего сына?

– Симптомы известных ядов не наблюдаются в болезни вашего сына… – пожал плечами доктор.

– Господи, ну чем-нибудь вы можете помочь?

– Делаю все, что в моих силах, – развел он руками.

Сердце Ионы застучало чаще, и воспоминания отлетели прочь: в окне особняка он увидел Наташу…

15. Наши дни. Прошла ночь…

Утром Архип Лукич помчался в музей. Предполагая, что Лада не придет в восторг от его предложения, захватил ребят для наглядной агитации. Увидит двух парней – молодых, здоровых, обученных – и поймет, что она с ними, как за каменной стеной… нет, за железобетонной! Вытащат они ее из самого пекла, если что, в чем он лично не сомневается.

Музей находился в полнейшем покое. Впрочем, здесь всегда покой. Лада выглядела утомленной, наверное, на «президиумном» ложе неудобно спать, но ей к лицу была и утомленность. Бледное и слегка похудевшее лицо, на котором отчетливо выделялись глаза и губы, беспомощные жесты… – все это просто зачаровывало Щукина. Сам от себя не ожидал, но еще чуть-чуть, и он, кажется, примется отбивать эту нимфу у коварного злодея Орлова. Когда она убедится, кто на самом деле ей истинный друг. Вообще-то мечты имеют свойство не сбываться, поэтому мудрее будет романтические настроения отставить… Пока Щукин так рассуждал, Лада заговорила:

– Что с Димой? Архип Лукич, я всю ночь не спала! Думаю, это недоразумение, кто-то водит нас всех за нос…

– Кто же? – полюбопытствовал Щукин с оттенком иронии.

– Не знаю, – судорожно вздохнула она. – Я проанализировала… Дима не мог… я его знаю, чувствую… Он совсем другой.

Щукин приподнял брови и усмехнулся: господи, зачем этому очаровательному созданию что-то там анализировать? Не женское это дело, ум и красота несовместимы… Она заметила его реакцию, нахмурилась:

– Почему вы так смотрите? Думаете, я взбалмошная, меняю свою точку зрения в зависимости от настроения? (Кстати, именно так он и думал.) Вы просто не попадали в мое положение! Вам не понять, что чувствует человек, когда вокруг него все-все рушится…

– Лада, я вас понимаю, – сказал наконец Щукин. – Поймите и вы нас. В «дипломате» Димы мы нашли браслет вашего мужа. Дать объяснения по этому поводу Орлов отказывается. Скажу более: ведет он себя вызывающе. Это дает нам право предполагать, что он причастен к смерти вашего мужа, а также к похищению картины.