Мадемуазель травница

Подул вдруг холодный и нервный ветер. После десятка шагов в такт порывам заскрипели деревья. Но я шла. Чем громче слышался скрип, тем быстрее я переставляла ноги. Стали попадаться корни, выскочившие будто из ниоткуда.

«Друид гневается?» — подумалось мне.

Хотя это вряд ли. Во-первых, не за что на меня гневаться. Я даже не к путейке сейчас иду. А, во-вторых, не мог он. Наставница говорила, что их сила незаметна и неосязаема (другие считали, что ее просто нет).

Я посмотрела на небо.

Ни облачка.

Но этот ветер мог принести дождь. Я ускорила шаг. Дерево за дерево, быстрее и быстрее. Даже дыхание сбилось. И чуть медленнее я добрела до меловых скал. Вроде бы и не собиралась забираться так далеко, но вот как-то пришла.

Я стояла, а дыхание все не восстанавливалось. Стало жечь в груди, появился кашель.

Ветер налетал с разбега и теперь тревожно кружил.

— Что за… — прохрипела я, хватаясь за горло. Оно будто распухло! И вдыхала я через раз.

Меня повело. Да что это?

И схватиться не за что!

Качнулась к обрыву и, в попытке вдохнуть еще сильнее наклонилась.

Вниз полетела каменная крошка, а вслед за ней повалилась и я. Больно проехала по острым камням и подкатилась к кромке обрыва. Секунда и ноги повисли над пропастью. Я вцепилась в какой-то нелепый корень куста, и он захрустел. В руку впились шипы. По хрупкой древесине шли трещины. И в моих пальцах корень сминался, как бумага.

В глазах темнело, воздух не желал проходить через нос и горло. Меня будто душили и в то же время зажимали рот.

Как так? Почему?

Я рванула из последних сил и подтянулась к корню. Вцепилась в него другой рукой, кое-как ногами уперлась в крошащийся мел. Еще немного и я бы выбралась, но меня уже поджидала темнота.

Сознание ушло не сразу, оно мелькало искрами. Я чувствовала, как съезжает окровавленная рука с корня, потом ощутила сильный порыв ветра и поняла, что меня приподняло и бросило.

Вот тогда из легких вышел последний воздух. И травницы Ан-Мари Морель просто не стало…

Я увидела огромную крону Великого древа. И была песчинкой рядом с ней. Теплая зелень притягивала к себе. Тихо что-то шептала, словно баюкала. Я отлетела, покружила и услышала снизу уже другой шепот. Дерзкий, веселый и манящий. «Она наша, наша!» — смеялись бесы. «Проклята, проклята» — вторили листья. И вдруг меня нестерпимо повлекло вниз, в темноту, к тем смешливым, но страшным голосам…

Неизвестно как и откуда, но прибавился еще один голос… Где-то за гранью кто-то со вкусом матерился.

Я постаралась открыть глаза. Раз, другой, на третий увидела небо над собой, солнце.

Меня кто-то бил по щекам.

Потом затрещала моя одежда. Платье в сторону, нижняя рубаха пополам, башмаки улетели в кусты. А я только моргаю и дышу еле-еле.

Хлоп! Воздух взорвал легкие. Вдохнула, закашлялась и перевернулась на живот, отплевывая какую-то слизь.

Потом снова мать-перемать хрипловатым голосом, а меня стошнило.

— Ан-Мари, надо отойти, — я помотала головой, чувствуя еще один приступ тошноты. — Ладно, отползем.

И твердая рука подхватила меня под живот. Друид — его голос легко узнать — передвинул меня чуть в сторону, и я повалилась на редкую траву.

В голове неожиданно как-то сразу прояснилось. За полминуты пока друид с чем-то копался, я успела подумать обо всем — о жизни, короткой смерти, древе, проклятии. И в конце концов села. Щеки саднило. Я даже ощупала лицо, выискивая раны.

— Вы меня били.

— Приводил в чувства, — поправил занудный друид.

Он сидел в пропотевшей рубахе спиной ко мне. И в ворохе моего разодранного тряпья, своего плаща и каких-то кожаных лямок что-то выискивал.

— Щеки горят, — призналась я, прочищая горло. — Мне кажется, я должна отплатить вам чем-то таким же.

Он повернулся и протянул флягу с водой.

Друид некоторое время рассматривал меня. И его глаза то начинали отливать желтизной, то снова становились зелеными.

В итоге он, словно мученик, вздохнул.

— Если вам станет лучше, можете меня ударить. Но вообще, я этого не люблю.

— Зря отказываетесь. Бодрит, — я с неловкостью запахнула на груди разорванную рубаху. Руки подрагивали и единственное что как-то удерживало от истерики — неловкий и глупый разговор.

Друид улыбнулся. В его взгляде, позе, даже наклоне головы сквозила тревога, смешанная с облегчением.

— Простите за одежду. Но нужно было быстрее снять с вас проклятую вещь. А я не знал, на какой предмет повесили это дерьмо. Простите.

— Проклятую? — я подтянула голые ноги и постаралась их тоже прикрыть рубахой. Вышло так себе.

— Такой запах бывает только у проклятий, — пояснил друид и отвел от меня взгляд.

Он подхватил свой плащ и накинул мне на плечи. Слишком теплый для такой погоды, но я сразу завернулась целиком.

Меня не трясло и больше не мутило. Только горло чуть побаливало. Можно сказать, обошлось без последствий.

Все как-то быстро началось и быстро закончилась, даже осознать ничего не успела. Да и сейчас сидела в отупении.

Меня хотели проклясть. Вот так, Ан-Мари. Еще до обеда. Точнее, даже до завтрака.

Никакого у людей воспитания…