Мадьярская венера

— Надеюсь, она хоть на балкон иногда выходила, — тихо произнесла Моргана. — Если б я застряла в такой маленькой квартирке, на меня бы это произвело совершенно противоположный эффект. Я б на стены кидалась, ногтями пытаясь процарапать себе выход наружу.

Квартира была чистой и опрятной, но, как сказала Моргана, довольно маленькой. Здесь была спальня, очевидно, принадлежавшая Дорис, одна ванная комната, и еще одна комната, намного меньше. В ней находились односпальная кровать, состоявшая из двух частей, как диван, небольшой комод и самый заметный предмет интерьера — довольно большой письменный стол.

— Комната Анны, — сказала Сибилла, присоединяясь ко мне. — Крошечная, не правда ли? Думаю, она действительно вела жизнь затворницы. У нее практически ничего не было. Шкаф казался маленьким, но в него прекрасно помещались все ее вещи. Правда, у нее было много книг, вот и все. Она читала все подряд. Мы с Фрэнком расчистили вчера комнату. Полагаю, Дорис сама бы не справилась, а мне в помощь нужен был парень для поднятия тяжестей. Фрэнк сам вызвался, что было так мило с его стороны. Он несколько раз навещал Анну в ее затворничестве, или как это еще назвать, чем она занималась. Вообще-то мне не нужна была его помощь, но раз уж так вышло, мне было приятно, что он рядом. Все уместилось в три картонные коробки. Все вещи мы отнесли в женский приют. Фрэнк предложил отдать книги Анны в библиотеку, если они не нужны Дорис. Как оказалось, не нужны.

— Ее туфли перешли ко мне, — продолжала Сибилла. — У нее было три пары. Когда они стояли на полу гардероба, то выглядели обыкновенно, но когда мы положили их в коробку — они смотрелись как новые. Ты же видишь, в квартире весь пол покрыт паласом — тут подошвы не износишь. Сверху на них, конечно, было несколько пятнышек, а что ты ожидала — соус для спагетти или что-то похожее на одном из них. Но подошвы… Меня это просто поразило: она и правда никогда не выходила из дома.

— Трудно представить, да? — сказала я. — Ты слышишь о таких людях, но понять это невозможно.

— Да, трудно. Могу я попросить тебя об одолжении, пока мы здесь? Ты не будешь против, если мы осмотрим стол? Дорис собиралась и от него избавиться, но я считаю, что он сделан на совесть и ей следует сохранить его для одной из внучек. Мне даже пришла в голову мысль, что он может иметь ценность. Как думаешь? Он антикварный или как?

Я подошла и стала изучать его: выдвинула ящики, отодвинула его от стены, чтобы осмотреть заднюю часть.

— Он ужасно старый, — заключила я. — Возможно, ему пятьдесят, а то и все шестьдесят лет, но стол чудесный, из прочного дерева. Таких сейчас не делают. Заметь, у него есть скрытые полочки над верхними ящиками, причем с обеих сторон. Это полезная конструкция. Если тебе понадобится больше рабочей поверхности, ты просто выдвигаешь полку и работаешь, а потом снова задвигаешь ее обратно, когда закончишь работу, — рассуждала я, демонстрируя слова на практике. Вместе с полкой нашим взорам предстал небольшой клочок бумаги. Я взглянула на него прежде, чем передать Сибилле, я увидела всего два слова: клуб «Калвариа».

— Нашли что-нибудь интересное? — спросил Фрэнк, присоединяясь к нам. В этой комнате трое уже определенно создавали толпу.

Сибилла вручила ему полоску бумаги.

— Что значит «Калвариа»?

— Понятия не имею, — покачал головой Фрэнк.

— Я пытаюсь вспомнить, — произнесла я. — Звучит очень знакомо. Разве это не на латыни?

— На латыни? — переспросила Сибилла. — А мне откуда знать?

— Череп, — вспомнила я. — «Калвариа» — это череп на латыни.

— Клуб «Череп»? — удивилась Сибилла. — Странно.

— Она была очень странной женщиной, — сказал Фрэнк, сминая бумагу и оглядываясь в поисках корзины. — Очень странной. Хотя, стол хороший, — добавил он, выдвигая ящики.

— Видишь небольшие полочки? — указала Сибилла. — Прелесть, правда?

— Точно, — согласилась я, раз Фрэнк сменил тему. — В любом случае, да, было бы замечательно сохранить стол для девочек.

— Я поговорю с Брэдом — это бывший муж Анны. Вы ведь видели его в церкви? Ну, о том, чтоб забрать стол.

— Как мило с твоей стороны проявлять такую заинтересованность, — сказала я.

— Мило? Знаешь, Анна была хорошим другом. Хоть она и не выходила из квартиры, но она не сошла с ума, как сходят другие. Я имею в виду, она сохранила рассудок и вела себя адекватно. Она просто не выходила на улицу и все. Она много читала, училась на курсах по Интернету, смотрела телевизор. Она не превратилась в растение. Она даже работала над своей магистерской диссертацией, сидя дома. Она написала курсовую, но вышла замуж и родила детей до того, как собралась писать диссертацию. Она действительно старалась поправиться, возможно, даже вернуть мужа и детей.

— А что случилось с ее сыном? Ты не знаешь? — спросила я.

— Он упал с балкона. С высоты в несколько этажей. Вместе с сестрами он навещал свою вторую бабушку. Полагаю, ей было сложно уследить сразу за тремя. Младшенькая заплакала, и бабушка пошла посмотреть, что с ней, а мальчик вскарабкался по перилам и перевалился через них. Этого не должно было произойти, но так случилось.