Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Тетушка Жужи чувствовала, что ее предупредительная заботливость по отношению к Эбнеру начинает приносить свои плоды. Другие члены сельского совета, окруженные ее подчеркнутым вниманием, тоже постепенно оттаивали и переставали проявлять к ней излишнюю враждебность. И все же ее инстинкт цыганки требовал от нее бо́льших гарантий благополучия ее семьи. Чтобы заручиться ими, тетушка Жужи проводила вечера за своим кухонным столом, вооружившись тем набором инструментов магии, который обычно помогал ей найти решение ее проблем. В поисках ответов на мучившие ее вопросы она тщательно изучала линии на своих ладонях. Она гадала на кофейной гуще. Она нагревала свинцовую полоску над огнем в плавильном тигле, пытаясь угадать по форме, которую принимала эта полоска, выход из своей критической ситуации. Она проводила за гаданиями и ворожбой целые вечера. Она искала ответ в своих сновидениях. Она везде выискивала знаки и послания свыше, которые помогли бы ей решить свои проблемы. И с каждым днем она чувствовала все большую уверенность в том, что Мара станет ее достойной преемницей.

* * *

За время заключения тетушки Жужи Марица ни разу не съездила в Сольнок навестить свою подругу в тюрьме. Она мало задумывалась о том, в каком затруднительном положении та оказалась, хотя часто проходила мимо дома бывшей повитухи. В эти моменты она медленно приближалась к грубо сколоченному забору вокруг дома, испытывая жгучее любопытство, словно ей предложили разгадать хитроумную головоломку. Она прислонялась к доскам забора, всматриваясь в щели между ними и внимательно осматривая двор. Она видела, что пепел кострища во дворе, затвердев, превратился в камень, поскольку там никто не разжигал огня, кроме тетушки Жужи, что с перил крыльца свисала паутина, блестевшая на морозе, а занавески на кухонном окне были, как всегда, плотно задернуты. Марице очень хотелось оказаться внутри, за кухонным столом бывшей повитухи, присутствовать при том, как она гадает на картах, на кофейной гуще, на свинцовой полоске, плавящейся в тигле.

Зима всегда заставала Марицу врасплох. Когда улицы превращались в реки грязи, жизнь в деревне замирала, и Марица достаточно тяжело переносила это, ощущая себя так, как будто ее поймали в силок. Зимнее небо было низким и тяжелым, двери деревенских домов наглухо закрывались, ставни на окнах плотно затворялись от непогоды. Высокие вязанки дров и веток для растопки, сложенные во дворах, напоминали крепостные стены.

Энергия, которая всегда переполняла Марицу, зимой застывала в ней, словно потеряв выход для себя. Марица приходила в беспокойство, теряла душевное равновесие, чувствовала себя выбитой из колеи, а мрачный и унылый вид погруженной в спячку деревни только еще больше обескураживал ее. Отсутствие же в это время подруги приводило Марицу в настоящую тоску, поэтому она восприняла возвращение тетушки Жужи как приход весны.

Марицу в какой-то мере приободряли ее вылазки к дому тетушки Жужи, поскольку ее собственный дом служил для нее слабым утешением. В нем она испытывала скуку и раздражение, впрочем, как и везде. Порой, когда ее захлестывало чувство безнадежности, ее дом начинал казаться ей мрачной тюрьмой. Чтобы перебороть это ощущение, она распахивала ставни, приоткрывала входную дверь, впуская в дом свежий воздух, словно гостя на вечеринку. Она зажигала по всему дому лампы, проигрывала на патефоне пластинки с песнями своих любимых цыганских ансамблей. Глиняные стены и низкий потолок сильно искажали звук, и мелодии рвались наружу, за пределы скромной гостиной, но Марице было достаточно и этого. Она напевала в такт музыке. Она знала наизусть все эти песни, как будто сама их сочинила.

Иногда ее навещал Франклин. Он, ничуть не смущаясь, запросто входил через парадную дверь с видом человека, которому здесь принадлежало все. По настоянию Михая Франклин и его сестра переехали в дом, где раньше жил Шандор-младший. Михай теперь часто отсутствовал, выезжая в Будапешт, и Франклин предпочитал именно во время этих поездок приходить к Марице, а затем покидать ее дом (и дом Михая).

Марица была не единственной в Надьреве, кто искренне обрадовался возвращению тетушки Жужи. Старый Амбруш также был рад видеть бывшую повитуху, когда она вернулась. Он так тепло приветствовал тетушку Жужи, словно день и ночь молился о ее возвращении – и его молитвы наконец-то были услышаны. В каком-то смысле именно так и было, поскольку старый Амбруш испытывал все больше проблем со своим здоровьем. Иногда по утрам он вставал с ощущением, будто провел ночь с грудой кирпичей на груди, а бывали дни, когда он не мог дойти от хлева до входной двери дома, не запыхавшись. Все то время, пока тетушка Жужи находилась в тюрьме в Сольноке, старый Амбруш был вынужден обходиться без ее настоек, в лечебную силу которых он всегда верил, поэтому он был уверен, что его здоровье пошатнулось именно по этой причине. Он и допустить не мог, что в семьдесят восемь лет его тело просто одряхлело.

* * *