Мадин

Может быть, лучше бы я этого никогда не делал. Но в тот момент во мне играла злость. Отец решил забрать даже эту вещь, они хотели отнять все и я бесился. Решил, что во что бы то не стало, заберу хотя бы его. У меня должно было остаться хоть что-то!

Вот сейчас я понимал, что лучше бы бросил все и просто ушел. Портсигар я так и не нашел, доказать никому ничего не доказал. Зато теперь я был не в курсе, что делать с этими новыми знаниями.

Конечно, нужно было поговорить с родителями, но отец меня игнорировал, а вся надежда оставалась на мать. Но, по правде говоря, я не горел желанием с ней общаться. Она всегда, всегда выбирала Мадина, она всегда становилась на его сторону, даже когда он тысячу раз был неправ, она всегда была необоснованно несправедлива ко мне и теперь я начинал понимать, почему именно.

Вряд ли мы оба были усыновленными. Я точно помню, как мама ходила с округлившимся животом, когда был маленьким. Значит, Мадин был их сыном, родным, а я… Кем был я в этой семье? Для своих родителей?

Никто. Я был никем. И мне всю жизнь показывали это. Мне всю жизнь указывали на мое место. У ног Мадина. Я был его верным, но дурным псом. Беспородным и глупым.

Я всегда чувствовал себя чужим, только не думал, что так оно на самом деле и есть. Хотя, догадаться можно было. И дело было даже не в том, что в детстве нам оказывали разное количество внимания и времени, что относились по-разному, я и сам был тяжелым подростком, доставлял родителям много хлопот. Что уж там говорить, я был не без греха. Но меня даже не подпустили к семейному делу. На меня не было записано ровным счетом ни одной вещи. Мне давали всем пользоваться. Но только так, чтобы в любой момент это можно было забрать назад. Как они, собственно говоря, и сделали.

Интересно было, а знал ли обо всем этом Мадин? Что мы не родные? Может быть, поэтому он всегда был так снисходительно презрителен в отношении меня? Именно эти вопросы я и задал матери. На следующий день, когда немного пришел в себя, напился и протрезвел с утра. Задал их по телефону, потому что увидеться он со мной так и не захотела.

— Что ты хочешь услышать? Слова раскаяния? Ты хочешь от меня покаяния?

— Только правду.

— Я уже все объяснила, — сухо выдала мать. Голос ее показался мне стальным, холодным, разрезающим воздух. — Мы с твоим отцом долго не могли иметь детей. Врачи ставили один и тот же диагноз и практически не давали нам никаких шансов. А он хотел детей. Сына, наследника. И в какой-то момент, спустя несколько лет отчаянных попыток, мы решились. Взяли тебя из детдома. И практически сразу пожалели.

— Почему?

— Потому что поняли, что не родная кровь родной никогда не станет. Мы ошиблись, но назад тебя уже не взяли. Мы хотели тебя вернуть, но нам пригрозили скандалом, а портить репутацию в нашем случае…

— Вышло бы себе дороже.

— Именно. Поэтому мы вынуждены были оставить тебя. Старались свыкнуться, принять тебя, как своего. Но…

— Затем у вас появился родной сын. Такой желанный. Долгожданный.

— Верно. Мадин стал подарком небес, — голос матери тут же потеплел, в нем зазвенели нотки радости, гордости, счастья. Со мной говорили будто бы два разных человека. — Мы с отцом оказались вознаграждены за наши многолетние страдания.

— А я оказался не нужен еще больше, чем раньше.

— Ты был ошибкой, — абсолютно спокойным голосом сообщила мне мать. — Но тебя уже не исправить, не вычеркнуть.

— Почему же? Вы вычеркнули.

— Прошлого не изменить.

— Я до такой степени был для вас ненавистным?

— Пойми, Заур, нам и без того было тяжело. Было тяжело принять неродного ребенка, а уж когда ты подрос… Вспомни, как ты себя вел, каким несносным ты был. Столько головной боли доставлял, о, Аллах, я из-за тебя раньше времени поседела, ты же ни дня спокойно прожить не давал!

— Я был ребенком, мам…

— Ты был ужасным мальчишкой! На тебя жаловались все! Учителя, одноклассники, тренеры, соседи, брат, все! Все не могут быть неправы, понимаешь?! — В тоне матери послышались истеричные нотки. Казалось, будто бы она заново переживает то, через что я их заставлял пройти.

— Но ведь я старался потом. Я хотел исправиться, я много раз…

— Да что ты там делал! — бесцеремонно перебила меня родительница. — Все, что ты делал, так это шкодил, как глупый котенок! А мы с отцом все разгребали и подчищали за тобой! И так годами! Ты же так и не смог реализовать себя ни в чем! Ни в учебе, ни в спорте, ни в работе! Все, что ты делал после того, как отучился в университете — это сидел у нас на шее, пил, дебоширил и таскался по разным, грязным девкам! Все! Это твой предел, Заур! И при этом ты хочешь, чтобы мы гордились тобой? Уважали? Любили?

— Ну, да, я не идеальный Мадин…

— Даже не сравнивай себя с ним!

— И не пытался, — я усмехнулся, зажигая очередную сигарету, подходя к окну. За окном было пасмурно, лил дождь, ветер раскачивал деревья, грозясь сломать тонкие, беззащитные ветки. Внутри у меня происходило примерно тоже самое. Только, кажется, ломать там было уже нечего. Все давно было сломано.