Мадина

      Иб. догнал ее на лестничной площадке. Она стояла у окна, уходившего вниз, на 2- ой этаж, опершись руками о метталическую решетку, защищавшую нижнюю видимую часть окна. Она едва взглянула на него. - Ты в самом деле сердишься на меня? - он остановился совсем близко. Мад. отстранилась. - Зачем ты это сделал? Тебе оч. приятно, чтобы надо мной люди смеялись? - Что мы такого сделали, чтобы над тобой смеялись? Не надо делать из этого трагедию, Мад, - мягко сказал он. - Когда ты научишься проще смотреть на такие мелочи? Лучше расскажи, как жила в мое отсутствие. Что нового дома? - Так спрашиваешь, словно о нашем "старом"тебе все известно. - Можешь не сомневаться- известно. Я знаю твою семью почти как свою. . Они были совсем одни. В коридорах, как обычно в час занятий, было пустынно и тихо. Мад. молча теребила ручки сумки и глядела в окно, мало что, однако, замечая за ним. Чувствуя на себе взгляд Иб, она не решалась поднять глаза. А он все смотрел, не в силах оторвать взгляда от бесконечно дорогого и милого сердцу лица. Особенно трогала его напускная строгость, так не вязавшаяся с этим совсем юным лицом. Он с все возрастающим волнением смотрел на естественно- яркие, четко очерченные, по- детски чуть припухлые губы с едва заметным нежным пушком на верхней;на обрамленные длинными черными ресницами лучистые глаза, упорно смотревшие в сторону, не желая замечать его. - Даже смотреть в мою сторону не хочешь? Ты хоть вспоминала меня, Мад? - тихо спросил он, придвигаясь ближе. Она не обратила на это внимания, тронутая необыкновенной теплотой и нежностью, сквозившими в его непонятно изменившемся голосе. - Иногда, - призналась смущенно, совсем отворачиваясь из боязни выдать свое тайное волнение. - А я всегда. . - произнес чуть слышно почти у самого ее уха, и в то же мгновение на ощутила на шее его горячее дыхание и сильные руки обхватили ее сзади за плечи, бережно сжимая. - Мадина. . .

      На какую- то секунду она безвольно замерла в оцепенении, ошеломленная этой неслыханной вероломной дерзостью, но в следующее мгновение вырвалась и, вжавшись спиной в угол, устремила на него широко раскрытые глаза, выражавшие одновременно и смятение, и гнев. - Ты. . что это делаешь? ! . . - задыхаясь от возмущения и обиды выдавила она, в упор глядя ему в глаза. Грудь ее тревожно и часто вздымалась. Некоторое время он, тяжело дыша, молчал, не сводя с нее горящих глаз, а потом необычно глухо проговорил сквозь стиснутые зубы: - Мад. . Я увезу тебя, Мад! У меня больше нет сил выносить эту пытку. . Что- то такое в его голосе и лихорадочно блестевших глазах, чего она не в состоянии была понять, напугало ее, заставило затрепетать, отвести глаза. Не на шутку встревоженная этим смутным предчувствием таинственной опасности, она сделала нетерпеливое движение, намереваясь уйти. Но Иб. молча преградил путь. - Сейчас же дай мне пройти, ты слышишь? ! - взволнованно потребовала она, показывая, что не намерена оставаться рядом с ним больше ни на секунду. - Подожди, Мад. . . У меня еще разговор к тебе, - сдавленно попросил он. - А мне больше совсем не о чем с тобой говорить. - Вот даже как? - Именно так. Ты, похоже, привык давать волю рукам. А я не потерплю этого- так и знай. . . Мад. теперь не отводила настороженного взгляда. Она уловила неясную тень, скользнувшую по его лицу. Прерывисто вздохнув, он с заметным усилием отвел глаза и принялся нервно закуривать. Пользуясь случаем, она беспрепятственно разглядывала его. Высокий лоб с уже наметившимися неглубокими продольными морщинками хмурился: ноздри небольшого носа с едва заметной характерной горбинкой чутко подрагивали, выпуская струи дыма после очередной жадной затяжки: твердые губы под черной щеточкой усов нервно двигались, сжимая папиросу. Вглядываясь в это до боли знакомое, такое близкое лицо, выражавшее теперь неподдельное расстройство и даже обиду, она почувствовала робкую жалость, поднимавшуюся в сердце помимо ее воли. - Ты больше не шути со мной так, - тихо вымолвила она.