Мадина

      - Как это? . . - в недолгом раздумье потер он лоб и неуверенно начал, умышленно подменяя слова: Вершины цепи снеговой. Светло- лиловою стеной. На чистом небе рисовались. И в час заката одевались. Они румяной пеленой;И между них, прорезав тучи, Стоял, всех выше головой, Казбек, Кавказа царь могучий, В чалме и ризе парчевой. Иб. с наслаждением вслушивался в ее мелодичный нежный голос, проникавший в самое сердце. - Почему- стоял? Он и теперь так же стоит, - тихо сказал он. - Пусть будет так, как он написал. Лучше него все равно никто не скажет. - В голосе Мад. прозвучала глубокая убежденность. Она повеселевшими глазами глядела на горы, а чуть погодя, мечтательно вздохнув, отвернулась от окна. - Ишь, как ты его любишь! Его- то ты оч. любишь. - Разве можно его не любить? - Мад. открыто посмотрела на него, но, наткнувшись на слишком красноречивый пристальный взгляд, опустила глаза, тихо попрощалась и заспешила вверх по лестнице. Несколькими минутами позже она сидела на своем месте и была рада начавшейся лекции, избавившей от в общем- то безобидных шуточек, сыпавшихся на нее со всех сторон. Но лекция опять плохо доходила до ее сознания, ибо она все еще находилась под впечатлением минувшей встречи. Вдруг вспомнив, открыла тетрадь на том месте, где писал Иб, и прочла аккуратно выведенное его мелким убористым почерком: Без вас хочу сказать вам много, При вас я слушать вас хочу;Но молча вы глядите строго, И я в смущении молчу. Что ж делать? . . Речью неискусной. Занять ваш ум мне не дано. . Все это было бы смешно, Когда бы не было так грустно. . Ваш Лермонтов и Я! . . . Еще раз перечитала эти давным- давно знакомые строки, звучавшие теперь совсем по- новому, непонятным образом вызывая радостное волнение. "И ведь ни единой ошибки не допустил. А как начнет вслух читать- обязательно напутает. . Так и норовит все переиначить, переврать", - думала она, машинально обводя последние две буквы жирной ломаной линией в форме рамки и, внезапно осененная озорной мыслью, заулыбалась, нарисовала внушительную стрелку, указывающую на получившуюся рамку, и внизу приписала своим крупным дет. почерком:

      "Очень смахивает на любимое изречение известного длинноухого. . Уж, знать, на большее Сам, "стихотворец", ты не дюж! . . "Иб. ехал домой, сидя у окна в удобном кресле мягкого автобуса. Всю дорогу мысли были заняты предстоящим сватовством. Подобные мысли занимали его давно, но теперь, когда было принято окончательное решение, они волновали его с новой силой и вызывали радостное и вместе с тем томительное ожидание. "Пуглива, как горная козочка. Столько времени обхаживаю- и никак не удается приручить. Другая б небось не была столь нетерпимой к таким невинным ласкам, а эта- не- ет! Эта не той породы", - с гордостью думал он, сознавая, что, будь она иной, вряд ли любил бы ее так сильно".

      За окном проплывал давно знакомый пейзаж. По- осеннему пустынные поля сменялись негусто поросшими кустарником и деревьями, горными склонами, убегавшими вправо к самому горизонту, вдоль которого тянулась длинная неровная гряда гор, летом казавшихся отсюда сплошь покрытыми черно- зелеными кудрями леса, а теперь каких- то сиротливо- серых, местами позолоченных осенью. Этот бесконечно дорогой сердцу пейзаж земли отцов не только не отвлекал Иб, а, напротив, способствовал кристаллизации чувств, облагораживал мысли. Домой добрался к вечеру. Во дворе, взобравшись на стремянку, Хава бережно отламывала одну за другой виноградные кисти и складывала в ведро, висевшее на вделанном в верхнюю перекладину крюке. - Вернулся? . . Что там было? - прервала она свое занятие и устало присела на перекладину. - Все норм- но. - Иб, подпрыгнув на ходу, сорвал дразняще свешивавшуюся над головой большую гроздь крупного зеленовато- белого винограда. Сверху посыпались полусухие листья, и несколько перезревших кисточек, видимо, едва державшихся на ножке, шлепнулись об асфальт и разлетелись вдребезги. - Ай, что ты делаешь! Когда только повзрослеешь. - Есть надежда, что скоро. - Давно мужчина, а мальчишеские повадки никак не оставишь. Вот ведь здесь полное ведро отборного, - ласково укорила Хава. - А чем же я не мальчик? - весело отозвался Иб, усаживаясь на скамью под раскидистым орехом.