– Я очень надеюсь, что этот ребенок будет похож только на Веру. И на ее мужа. – Аля постаралась произнести фразу твердо, но голос против воли дрогнул.
– Не дай бог, если так, – скривилась девочка.
– Слушай, чем она тебе уж так не понравилась? – улыбнулась Аля.
– Да ведет себя, будто вас с потрохами купила, – припечатала соседка по палате. – Борзая очень, я таких на дух не выношу, – погладила себя по животу, добавила: – И детки мои тоже все время, пока она здесь была, крутились, нервничали.
– Скоро тебе рожать? – Аля с удовольствием перевела разговор на другое.
– А кто знает? – философски молвила Муха. – Врачи говорят, надо до тридцати шести недель доносить, но тройнята – они непредсказуемые, – зевнула, добавила: – Давай, что ли, спать ложиться. А то мелкотня бесится, совсем меня запинала.
И снова захлопотала:
– У тебя ж ничего с собой нет? Возьми у меня, что нужно: крем, лосьон, туалетную бумагу.
«Милая девочка», – растроганно подумала Аля.
Отказываться не стала – воспользовалась Мушкиным дешевым кремом и мгновенно провалилась в жаркий, тревожный то ли сон, то ли явь.
Увидела в нем – живо, выпукло – блестящую намытым кафелем операционную. Себя на операционном столе, врача Милену Михайловну в хирургическом костюме, рядом с ней Веру, тоже почему-то в полном докторском облачении. Вера с Миленой общаются исключительно между собой, но говорят о ней. В третьем лице.
«Часы считаю, чтоб наконец вышвырнуть ее прочь!» (Это Вера с нескрываемым отвращением.)
«Не вопрос, – с готовностью отзывается Милена, протягивает Верке скальпель, подсказывает: – Целься в сердце, под грудью, точно в середину».
И нет сил ни увернуться (руки-ноги привязаны накрепко), ни даже крикнуть.
А потом вдруг, словно из ниоткуда, на свет появляется малышка. Удивительно хорошенькая, светленькая, беспомощная. Выглядит она совсем не как новорожденный младенец – скорее, на годик с лишним. Нежно-пшеничные, кудрявые волосы, ясные голубые глазки. Девочка тянет ручки к Але и жалобно плачет. Но Вера – это ведь сон, сон! – грубо хватает ребенка за предплечье, приподнимает. Дитя отчаянно визжит.
– Нет! – силится выкрикнуть Алла. – Отдайте ее мне!
Но Милена грубо зажимает ей рот ладонью. Вера же награждает малышку грубым шлепком. И еще одним. Сурово приговаривает:
– Ты будешь делать, как хочу я, поняла? Ты моя собственность, я за тебя заплатила!
Девочка уже не плачет – лишь горько всхлипывает. С безнадежным укором смотрит на Аллу.
– Отдай мне ее! – срывается с губ Али отчаянный крик. – Это моя дочь! Моя – не твоя!!!
…И кошмар вдруг заканчивается. Аля открывает глаза. Ночь, полумрак, больничная палата. Рядом с ее койкой устроилась на стульчике Муха. Гладит ее по руке, приговаривает успокаивающе:
– Все, Алла, все… это был просто сон…
– Ох, – Аля до сих пор во власти пережитого ужаса, – приснится же такое!
А Муха – все ж удивительно девчонка мудра для своих юных лет – вздыхает:
– Все ты вроде правильно объяснила. Что ребенок чужой, ты для него – типа как инкубатор. А отдавать жалко, я ведь вижу!
– Ничего, – вздохнула Аля. – Переживу. Отдам.
Мухе чрезвычайно было любопытно: какой у Аллы муж? Ясно, конечно, что сволочь. Нормальный бы ни за что не согласился, чтоб жена чужого ребенка вынашивала. Да и когда супруга загремела в больницу с кровотечением, обязан был немедленно примчаться, посочувствовать, поддержать. Хотя бы зубную щетку и ночнушку привезти. Аля, правда, объяснила (виновато, будто извинялась за непутевого), что им старшего ребенка не с кем оставить, да и посещения только до семи, ничего страшного, муж навестит ее завтра. Но Муха в ответ лишь фыркнула, пригвоздила:
– Настоящий мужик всегда выход найдет.
Алла в ответ лишь улыбнулась – снисходительно и печально.
А Мушка поймала себя на мысли, что ей ужасно хочется помочь этой совершенно незнакомой женщине. Не просто утешить да сухофруктами подкормить, но поддержать глобально, по жизни. Очень уж несчастное и растерянное у Али лицо.
…Впрочем, когда точно к началу посещений в палату явился соседкин супруг, Муха со своим сочувствием слегка притормозила. Потому как – по крайней мере, с виду, – муж у Аллы оказался классный. Высок, строен, обаятелен, стильно одет. Совсем не чета ее собственному, уютному и нескладному.
И на гостинцы не поскупился – свежевыжатые соки двух видов, отборные мандарины, пижонские, крошечные бананчики, даже нектарины – посреди зимы! Правда, когда Аля спросила про тапочки, смутился, буркнул:
– Прости, забыл. Да я сейчас вниз сбегаю, там ларек. Куплю. У тебя какой размер?
Муха (она притворялась, что читает, но, конечно, подслушивала) внутренне вскипела: что еще за муж, который размер обуви любимой жены не знает?
Аля покосилась на ее койку и села на постели. Предложила:
– Пойдем, я покажу, где ларек. Мне вставать уже разрешили.