Мадонна будущего. Повести

— Да, нервное у тебя, должно быть, состояние. — При всем том ей и теперь было жаль его. Откровенно говоря, она скорее испытывала нечто вроде разочарования. — А я, — самодовольно объявила она, — не верила.

— Что бы вам сказать об этом тогда, — бросил ей Маршал. — Вы спасли бы меня от неловкости и…

Но Байт его перебил:

— Да верила она — верила, чтобы разделаться со мной!

— Разделаться с вами?

Мод сделала Байту знак рукой:

— Он же не понимает.

Он, то бишь мистер Маршал, и впрямь имел почти трагический вид.

— Не понимаю. Ни аза не понимаю.

— Никто из нас не понимает, — успокоил его Байт. — Нам надо с этим кончать.

— Вы думаете, и мне непременно надо?

— Вам, сэр, — усмехнулся Байт, — в первую голову. Все места, как видите, плотно заняты.

Его клиент, однако, не унимался:

— А вдруг он снова умрет?

— Если и умрет, то тут же снова оживет. Он никогда не умрет. Это мы умрем. А он — бессмертен.

Байт оглядел его, этого неугомонного вопрошателя, с головы до ног; бедняга прислушивался к газетчикам на Стрэнде, из которых ни один, увы, все еще не добрался до них. И казалось, пришибленный утраченной возможностью, сам уже знал, что не в его силах суметь воспользоваться даже этой желанной помощью. И пожалуй, именно поэтому никак не мог угомониться.

— И это поднимет вокруг него еще больший шум?

— Его возвращение? Колоссальный. Ведь — подумать только! — это как раз то, о чем — помните? — мы с вами говорили как об идеальном варианте. То есть, — улыбнулся Байт, — человека считают пропавшим и в то же время…

— Его обнаруживают, — вожделенно пробормотал, словно в раздумье, Маршал.

— Он становится сенсацией, — продолжал Байт, — благодаря собственному крушению, а он вовсе не настолько сокрушен, чтобы не знать, какой вокруг него поднят шум.

Мод такое положение вещей тоже крайне воодушевляло.

— От всего отказаться и в то же время все иметь.

— О, даже лучше, — сказал ее друг, — иметь куда больше, чем все, и больше того, от чего отказался. Бидел, — не преминул он растолковать «третьему лишнему», — будет теперь иметь много больше.

Мистер Маршал силился это освоить:

— Больше, чем если бы умер?

— Больше, — засмеялся Байт, — чем если бы не умирал. Именно то, чего вы, если я вас понял, желали себе и что так желали иметь. То, что я помог бы вам обрести.

— Кто же в таком случае помогает ему?

— Никто. Его звезда. Его гений.

Мистер Маршал огляделся вокруг, словно в надежде обнаружить подобных помощников и в своей сфере. Она, его сфера, включала и ревущий Стрэнд, но Стрэнд — сплошная мистика и безумие! — ревел: «Бидел! Бидел!» Какой-то газетчик, издалека заприметив беседующую группу, уже поспешал к ним.

— Но как, черт возьми?..

— Вон, познавайте. — И Байт указал ему на приближавшийся источник.

— А вы? Вам они не нужны? — бросился бедняга Маршал к уже удалявшейся паре.

— Газеты? — Они остановились, чтобы ответить. — Нет, с нас хватит. Мы покончили с этим. Мы ставим точку.

— И я больше вас не увижу?

Испуг и последняя надежда вцепиться отразились на лице Маршала, но Мод, мгновенно схватившая все, что хотел выразить ее друг, нашла нужные слова, чтобы оборониться:

— Мы выходим из дела.

С чем, повернувшись, уже в прямом смысле, спиной к Флит-стрит, они и пошли. Они шли вверх по холму, молча, глухие к выкрикам очередного мальчишки-газетчика, пренебрегая очередным «экстренным», шли не останавливаясь, пока несколько минут спустя не очутились в относительной тишине Ковент-Гардена, где еще не стерлись следы недавнего бурного уличного движения, но уже воцарился покой. Рев со стороны Стрэнда умолк, клиент их исчез навсегда, и теперь из открывшегося перед ними пустого пространства они могли, подняв глаза, увидеть звезды. Среди них, конечно, была и счастливая звезда Бидел-Маффета, и мысль, что это так, на мгновение притупила заносчивое чувство победы. Он все еще нависал над ними, он, бессмертный, властвовал над ночью; а они были далеко внизу, и теперь он довлел над их миром. И все же чувство облегчения, спасения, света — пока неугасимого — их доброй старой иронии остановило обоих и поставило лицом к лицу. Теперь между ними было больше, чем прежде, всякого разного, но оно не разделяло, а, напротив, соединяло, подобно глубокому потоку, по которому их несло, заставляя теснее прижаться друг к другу. И все же, все же… что-то точило Мод.

— Значит, все было подстроено?

— Не мною, как перед Богом… с того момента, как я не видел его.

— Так им самим?

— Наверное, так. Ведь все к его услугам. Нет, он для меня непостижим!

— Но ты считал, — напомнила она, — что именно так и будет. О чем-то ты тогда думал.

Байт замялся:

— Я думал, это будет грандиозно, если он сумеет. Он и сумел, и вышло грандиозно, только меня при этом предали. Продали и предали. Вот почему я ухожу.

— Вот почему и я ухожу. Нам нужно заняться чем-то иным, — и Мод улыбнулась ему, — что требует поменьше ухищрений.

— Нам нужно любить друг друга, — сказал Говард Байт.

— А мы на это проживем?

Байт вновь призадумался; потом решительно заявил:

— Да.

— Ах, — прибавила Мод, — нам нужно заняться литературой. Теперь и материал у нас есть.