Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере

— О, я придумала значимую характеристику. Это человек, который в свое время отбил девушку у известного вам графа Барберини. Женился на ней и… в общем, их браку уже почти сорок лет.

— Молодец родственник, — одобрил Марни. — И господин граф не пытался ничем его напоить?

— Валентин пьет преимущественно водку, — хмыкнула Элоиза. — Сами понимаете, граф таким не питается. И, как я представляю, он один раз поговорил с господином графом, и с тех пор господин граф старается с ним не встречаться, и в доме моей тетки бывает только тогда, когда её муж не здесь.

— Но бывает? — поднял бровь Марни.

— Да, — пожала плечами Элоиза. — Как говорит Полина — когда граф не пристает, он прекрасный друг и интересный собеседник. А вопрос с приставаниями был закрыт давным-давно. Кстати, я встречалась с господином графом, и он попросил передать вам его извинения.

— Конечно, спасибо на добром слове, но — почему вдруг? Он опасается, что я тоже с ним поговорю? Подобно тому вашему родственнику?

— Да, я думаю, что если вы станете говорить с графом, то это будет разговор как раз в стиле Валентина. Тот тоже предпочитает действовать, а не строить теории. Я сказала Барберини, что если он ещё станет вам пакостить, то вы его убьёте, и я вас держать за руки не буду.

— Правильно сказали, — он улыбнулся.

— И знаете, Полина рассказала, что ему какой-то добрый человек изгадил весь дом вонючей краской.

— Граф — личность яркая, он, полагаю, привлекает к себе много досужего внимания, — пожал плечами Марни, но в глазах его стояла какая-то усмешка, которую Элоиза не сразу разгадала.

— Постойте… вы знаете, да?

— Кое-что знаю, — кивнул он. — Охрана у него ленивая, сигнализация дрянная, а камер внутри вовсе нет. Как только не боится за свои сокровища, — снова усмехнулся Марни.

— Вы… отомстили ему?

— Что вы, разве это месть? Это просто пакость за пакость. Я остался жив, его дом остался цел и коллекция не пострадала. Он меня несколько расстроил, ну и я его — тоже. Да и всё.

— Доменика сказала, он съездил домой, увидел всё это и снова чуть не помер.

— Чуть не считается, — подмигнул он.

— Вы залезли к нему в дом?

— Да, это несложно, если не ломиться в парадную дверь. Слуги ночью спят, охрана тоже. Весь вопрос был в четверти часа времени и баллончике краски. Пусть задумается о мерах безопасности, а то считает, что никому он не по зубам, и нарвётся уже серьёзнее, — улыбнулся Марни с удивительно мальчишеским видом. — Мы ведь так, пошутили. Могли вообще взорвать всё к чертям.

— Мы? И кто вас… сопровождал?

— Лодовико караулил снаружи и был на связи, а мы с Карло залезли внутрь через окно чердака. Ну и предварительно я навёл кое-какие справки и выяснил про его систему охраны. Мне это несложно, поверьте.

— Верю, — она тоже рассмеялась. — Знаете, на мой взгляд, вы в своём праве. В итоге действительно все живы и почти здоровы, а ремонт — вопрос решаемый.

Но всё равно она удивилась.

— Вы… не оставили там никакого знака, надеюсь? Что-нибудь из серии «я тут был»?

— А зачем ему знать, что это был я? Думаю, по городу ходит немало людей, которые поняли бы меня и присоединились бы к нашему ночному развлечению. А сейчас ну его, я хочу напроситься — давайте съедим вашу рыбу вместе, возьмём к ней что-нибудь ещё, а граф пусть остаётся там, где он есть, хорошо?

В итоге они взяли корзинку, сложили в нее еду, чайник с Элоизиными травками, посуду и вино, и отправились в Элоизину же гостиную. Там Элоиза расставила тарелки и бокалы, предложила Марни сесть в кресло и села сама с другой стороны столика.

— Скажите, Элоиза, зачем вы встречались с Барберини?

— Я хотела понять, что произошло на том приёме у Монтоне.

— А разве там остались какие-то невыясненные моменты?

— Конечно, — она подняла на него глаза, чего до того старалась не делать. — Мне не было до конца понятно, почему он вообще взялся кого-то травить. Ну не хочешь делиться информацией — не делись, но травить-то зачем? Кстати, я обсудила с Бруно содержимое бокала, доставшегося графу. Бруно подтвердил то, что сказала Доменика — компоненты не были предназначены для прекращения жизнедеятельности организма, а только лишь для возникновения сильного болевого синдрома. Кроме того, Бруно еще восхитился талантом составителя — это же надо было, сказал он, додуматься смешать исходные компоненты таким образом, чтобы получить такую гадость!

— Я думаю, дело во мне, — Себастьен криво усмехнулся.

— На самом деле, граф примерно так и сказал, что дело в вас. Он, оказывается, строил на этот вечер какие-то планы с учетом меня. Хотел ни много ни мало душевной близости и откровенности. Думал, вы будете тихо страдать, а я поеду с ним. Вероятно, откровенничать, — она тоже усмехнулась и тоже как-то криво.

— Но получилось-то неплохо, — его улыбка выправилась и потеплела. — Скажите, как вы поняли, который бокал отравлен?