Мадонна миндаля

— Видишь ли, Бернардино, когда рисуешь пухлых ломбардских красоток, следует помнить: не все, что создает природа, красиво.

Но если «Libricciolo» показывал всевозможные человеческие уродства в их естественном виде, так сказать без прикрас, то сам Бернардино, с таким восторгом рассматривавший альбом Леонардо, был столь хорош собой, что это порождало весьма непристойные сплетни о том, что этот красивый мальчик вызывает у своего учителя восторг не только эстетический. Да и зачем иначе было ему повсюду таскать за собой смазливого юнца? Вот он и в свою родную Флоренцию его притащил! А ведь парнишка еще и учеником его в Милане побыть не успел, да и вообще до этого ни разу в жизни не покидал округлой и плоской ломбардской равнины, с одной стороны ограниченной горами, а с другой — цепью озер.

Из-за ширмы Бернардино было хорошо видно, как Франческо Джокондо широкими шагами меряет студию, как он мечется, цепляя и роняя холсты своим развевающимся плащом с вышитыми на нем завитушками. Все ученики Леонардо дружно прекратили работать и во все глаза глядели на разъяренного рогоносца, однако сцена эта ни у кого особого удивления не вызывала: все понимали, что причина бешенства синьора Джокондо наверняка связана с проделками Бернардино. Правда, в данном случае и особых причин для веселья не было: Франческо явился не один, а в сопровождении двоих слуг в ливреях, украшенных фамильным гербом Джокондо, и шпаги их грозно позвякивали в такт шагам. И в случае чего синьор Джокондо, разумеется, получит поддержку всех флорентийских законников, которые с пеной у рта будут защищать его, одного из самых богатых купцов города. Наконец оскорбленный муж перестал метаться и резко затормозил перед Леонардо, слегка умерив свой пыл, что явственно давало понять, сколь презрительно он относится ко всяким там художникам и тому подобному сброду.

— Прошу извинить меня за вторжение, синьор да Винчи, — сказал Франческо таким тоном, словно уже получил от художника извинение, — но я ищу вашего ученика Бернардино Луини, жестоко меня оскорбившего.

Бернардино заметил, как при этом купец покосился на свою супругу, по-прежнему неподвижно сидевшую на возвышении с молитвенно сложенными руками. Этим взглядом, брошенным исподтишка, он напомнил молодому художнику одного из котов его бабки — такого же гладкого, толстого и опасного, готового неожиданно цапнуть или вцепиться в тебя когтями.

Синьор да Винчи сделал еще несколько мазков, затем спокойно отложил кисть и повернулся к Франческо, постаравшись придать лицу удивленное выражение. Однако перед этим, как успел заметить Бернардино, глаза его коварно блеснули. Похоже, Леонардо намерен позабавиться.

— Я несколько озадачен вашим заявлением, синьор дель Джокондо, — произнес он. — Моему ученику всего двадцать три года, он учится искусству живописи. Так какое же зло мог он причинить вам, столь богатому и знаменитому купцу?

Эти слова явно сбили Франческо с толку. Бернардино усмехнулся. Он, как и Леонардо, прекрасно понимал: купец ни за что не признается в том, что стал рогоносцем по вине какого-то жалкого ремесленника. Понимал он также и то, что Леонардо проявит интерес к случившемуся лишь в том случае, если это коснется его работы, то есть если синьор Джокондо вздумает немедленно забрать из студии жену и ее портрет невозможно будет закончить. Вот тогда мастер, безусловно, по-настоящему огорчится. А значит, будет любыми способами защищать репутацию той, что ему позирует. Ну и заодно репутацию своего беспутного ученика.

Франческо неловко потоптался на месте, перемещая с ноги на ногу свой немалый вес, и наконец пробормотал:

— Это дело очень личное, синьор да Винчи. Оно связано с моей… торговлей.

— Видите ли, синьор. — Леонардо деликатно кашлянул. — Я просто в отчаянии: ведь я-то ничем не могу помочь вам решить ваши проблемы с… торговлей. — При этих словах бровь художника опять лукаво поползла вверх. — К тому же, боюсь, синьора Луини в данный момент вы здесь не найдете. Дело в том, что не так давно я получил заказ от его светлости дожа Венеции и отправил Бернардино в этот славный город, дабы он там все подготовил к началу работ.

Франческо недоверчиво прищурился, не сводя глаз с художника, но Леонардо, ничуть не смутившись, извлек из рукава письмо и протянул ему.

— Вам ведь наверняка известен герб дожа?

Купец взял протянутое письмо, тщательно обследовал печать и с недовольным видом признал ее подлинность. Затем он попытался было вскрыть послание, но художник моментально отобрал у него письмо и сухо заметил:

— Извините меня, синьор, но это также очень личное дело.

И с этим Франческо ничего поделать не мог. Он, впрочем, еще попытался сохранить достоинство, заявив:

— Ну что ж, значит, пока этот щенок больше не будет попадаться мне на глаза! Но пусть знает: если я еще раз увижу его на улицах Флоренции, он тут же получит вызов и будет мною убит!