Мадонна миндаля

А Бернардино заметил лишь улыбку Симонетты, но не в силах был прочесть ее мрачные мысли. И благодаря этой улыбке он только что сделал совершенно неожиданное открытие: когда Симонетта улыбалась, у нее на переносице собирались очаровательные морщинки и это делало ее куда более земной и доступной, а не такой прекрасной, бесплотной и далекой, как луна на небосклоне. Думая об этом, Бернардино вдруг почувствовал себя невероятно счастливым и тоже улыбнулся, отвечая Симонетте не менее ослепительной, чем у нее самой, улыбкой.

— Только не говори мне, синьора, что тебе так уж хочется поскорее уйти отсюда, — поддразнил он ее. — Не говори, что тебе совсем не нравится мне позировать. — В его веселом голосе отчетливо слышалась легкая насмешка.

— Разумеется, это большая честь — служить моделью для образа Мадонны… — начала было она.

— Только не говори, что сама во все это веришь! — тут же прервал ее Бернардино и пренебрежительно отмахнулся, словно отметая своим жестом все только что воссозданные им на фресках библейские сюжеты: замужество Девы Марии, поклонение волхвов, приношение младенца Христа во храм, то есть все те эпизоды, в реальность которых он не верил.

— Разумеется, я в это верю. — Симонетта строго на него посмотрела. — Это же lapalissiano! — Это слово вырвалось у нее, прежде чем она сумела его удержать, и она даже расстроилась, что выразилась именно так. Ибо слово lapalissiano, означавшее «истинный, вне всякого сомнения», было новым в языке Ломбардии и происхождением своим обязано знаменитому маршалу де ла Палису, под началом которого служил и Лоренцо. Этот славный полководец и честный человек погиб в том же сражении, что и Лоренцо, и Симонетта, стараясь скрыть смущение, быстро сказала: — А разве ты сам в это не веришь?

— Конечно нет. Не верю ни единому звуку, ни единому слову.

— Но почему?! — возмущенно вырвалось у нее.

Бернардино ответил не сразу. Повернувшись к Симонетте спиной, он вдруг с какой-то яростной сосредоточенностью принялся писать прозрачное, поистине райское сияние, которое на фреске как бы исходило от голубого плаща Пресвятой Девы. Он обрушил на церковную стену настоящую бурю небесно-голубых мазков, и этот чудесный цвет вызвал в его душе воспоминания о прошлом, словно заставляя на время вернуться туда.