Мадонна миндаля

— До тех пор пока его преданность Богу будет иметь форму дальнейших заказов, — улыбнулся и даже несколько оживился Бернардино, — особенно предназначенных для меня, мне до его жесткости по отношению к людям дела нет. — Он хлопнул в ладоши и с силой потер их, потому что без работы руки у него сильно озябли. Ему вдруг показалось, что в Саронно спасения ему ни за что не обрести и хорошо бы поскорее все закончить и убраться из этого города. Художник с некоторым смущением, даже неудовольствием догадывался, что его странное самочувствие как-то связано с Симонеттой ди Саронно. Может, она его околдовала, приворожила, прокляла или еще что-нибудь в этом роде? — Ладно, мне все понятно. Я пишу ее еще один день и завершаю тут все свои дела. — Впрочем, его последние слова к незавершенной фреске не имели ни малейшего отношения.

Правда заключалась в том, что Бернардино всячески оттягивал завершение своей работы. И по той лишь причине, что впервые в жизни не был уверен в собственной состоятельности. Он и вправду не знал, соответствуют ли его умения той задаче, которую он перед собой поставил, и сумел ли он должным образом уловить образ Симонетты, написав на стене ее лицо. На всех остальных фресках Богородица была изображена в профиль, и при этом лицо Ее было не слишком ясно очерчено, а большие глаза и вовсе отвернуты от зрителя. Здесь же он впервые попытался передать всю силу ангельской красоты Симонетты, изобразив ее анфас, но так и не смог сделать, чтобы она смотрела со стены прямо на него. И это не получалось у него вовсе не потому, что Симонетта его ненавидела. Напротив, в последнее время она стала к нему гораздо добрее, но от этого его лишь сильнее охватывало ощущение грозящей опасности. Скрепя сердце Бернардино по-прежнему старался быть язвительным и нагловатым, однако все чаще у него возникало подозрение, что его выходки отнюдь не убеждают Симонетту, что она видит его прямо-таки насквозь, и, стоит ей поднять на него свои прекрасные очи, он попросту потеряет дар речи. Они по-прежнему вели словесные поединки, но теперь уже твердость проявлял в основном Бернардино, а Симонетта стала гораздо мягче, уступчивей, особенно с тех пор, как художник рассказал ей — поддавшись проклятой слабости! — о своем детстве. Мало того, он неоднократно замечал в ее больших глазах такое обидное и совершенно для него нежелательное сострадание! А один или два раза Симонетта даже звонко рассмеялась, подшучивая над Бернардино, и этот смех подействовал на него чрезвычайно сильно, вызвав в его душе целую бурю чувств. В эти мгновения ее ангельское лицо стало совершенно земным, да и вся она как бы спустилась с небес на землю. Ничего, пообещал себе художник, сегодня он будет держать себя в руках, будет с нею суров и спокоен. Так что ничего она своими чарами не добьется!

Бернардино даже не обернулся, когда Симонетта вошла в церковь. Он и так прекрасно знал, что это она, ибо музыка ее шагов преследовала его даже во сне, и теперь изо всех сил старался подавить ту острую радость, которую ощутил при ее появлении. Он, по-прежнему не глядя на нее, бросил ей голубое одеяние и грозно рявкнул:

— Готовься поскорее, синьора. Сегодня у нас много работы. Мне стало известно, что завтра эту церковь посетит сам кардинал Милана. А потому нужно поскорее закончить последнюю фреску.

Но Симонетта даже не пошевелилась. Она продолжала стоять совершенно неподвижно до тех пор, пока не заставила Бернардино все же повернуться к ней. Она была очень бледна, под глазами пролегли тени, а смотрела она на него так, словно просила пощады. Ничего похожего на ее прежний, ястребиный, взгляд. С ней явно что-то случилось. Интересно, в чем причина этой внезапной слабости? — думал Бернардино. Впрочем, в душе он торжествовал.

— Ну, что же ты стоишь, синьора? Сегодня у меня нет времени на пустую болтовню.

— Синьор Луини. — Да, сегодня с ней и впрямь что-то было не так, ибо она давно уже не обращалась к нему столь торжественно. — Сегодня я не смогу тебе позировать.

— Но почему?!

— Я… плохо себя чувствую.

— Ах вот как! Но мне-то что за дело до ваших женских недомоганий! Мне совершенно не нужно знать, у кого из вас месячные, а кто забеременел от какого-нибудь прощелыги. В данный момент речь идет о куда более высоких материях. Это Искусство, уважаемая синьора! Так что прошу тебя, переодевайся-ка поскорее и будь готова.

Симонетта на мгновение утратила дар речи, потрясенная его грубостью. Однако она даже не «укусила» его в ответ, как обычно, что окончательно озадачило Бернардино. Он просто не знал, как ему вести себя с этой новой Симонеттой. Он вообще ничего не понимал. Что же это такое с ним творится? Ему казалось, что он уже вполне успел изучить ее характер, однако сегодня она демонстрировала некие совершенно незнакомые ему черты. И он растерялся. Мало того, он с трудом мог подобрать слова для ответа, а потому речь его казалась еще более жесткой.

— Ну так что же, синьора?

Он едва расслышал ее ответ: