Другим авторитетом был Элвин Эйли. Чернокожий хореограф из Техаса соединил балет с современным танцем и ритуальными африканскими плясками. С 1950-х до самой смерти Эйлина в 1989-м его группа гастролировала по миру. Самая знаменитая его постановка, «Откровения», соединила Евангелие и рок-н-ролл, движения танцоров были спортивные, уверенные и «размашистые, как Калифорния». Эйлин видел в танце демократическую силу. «Я не верю в философию элитарности, когда люди думают, что балет не для них. Мне всегда хотелось иметь такую труппу, которая легко находила бы контакт с моей техасской семьей, рабочими с фермы и обитателями трущоб, — говорит он. — Наша американская аудитория до сих пор находится в стадии формирования. Мы стараемся убедить людей, что танец доступен всем. Он должен быть ориентирован на людей».
Эйли оказал влияние на целое поколение чернокожих хореографов от Перл Ланг с ее мрачными, экспрессивными постановками до Твайлы Тарп, в чьем творчестве соединились бродвейские мюзиклы, кино и современный танец. Когда Мадонна собралась покорить арены Нью-Йорка, она была не просто исполнительницей последних веяний диско, она была дервишем, вплетающим в танец все свои впечатления. «В ночном клубе я заполняла все пространство, я скомбинировала уличный танец, современный танец, джаз и балет. Я была Твайлой Тарп, Элвином Эйли, Майклом Джексоном. Мне было плевать, я была свободной». В своих шоу она снова и снова возвращалась к этим влияниям, используя стиль Грэхем как основу и подбирая танцоров, применяя такой же демократический подход, что и Эйли. «Танцплощадка для меня всегда была магическим местом. Когда я танцую, я чувствую свободу, чувствую, как оживает тело, как я раскрепощаюсь и выражаю себя через музыку».
70-е были продуктивным и экспериментальным временем для современного танца, Мадонна стремилась находиться в эпицентре. В 1977-м она выиграла стипендию неучастие в летнем полуторамесячном мастер-классе в Американском театре балета Элвина Эйли в Нью-Йорке. Тогда девятнадцатилетняя Мадонна впервые очутилась среди таких же незаурядных и амбициозных танцоров, как она сама. «Все хотели быть звездами», — вспоминает она. Несмотря на некоторое ошеломление, она твердо решила стать примой.
На втором году учебы она получила возможность работать с Перл Ланг, когда хореограф на время приехала в Энн-Арбор. Ланг сделала студенческую постановку на музыку Вивальди, в которой участвовала и Мадонна. Спектакль показывали в местном Центре искусств. Признание Ланг таланта Мадонны дало ей решимость перебраться в столицу танца — Нью-Йорк. Она уже проучилась половину срока и все же решила уехать. Кристофер Флинн поддержал ее намерение «пойти на обгон». Его коллега Деланг была разочарована, сетовала, что Мадонна «не получила доброго совета». Ей хотелось, чтобы она закончила учебу, выявила свой потенциал. «Мадонна могла бы внести свой вклад, перевернуть современные представления о танце», — говорит Де Янг.
Однако Мадонне предстояло поймать рыбу покрупнее. Она беспокоилось, что потеряет время в неторопливом мире академического танца, чувствуя, что здесь она уже научилась всему, чему только было возможно. Отец противился ее решению бросить колледж, считая, что два года учебы пропадут впустую. Однажды во время разговора с ним Мадонна вспылила: «Прекрати за меня решать, как мне жить!» — и запустила в стену тарелку со спагетти. Тони был оскорблен. Хотя она поспешила извиниться, с момента этой ссоры их отношения стали прохладными и понадобились годы, чтобы наладить их.
Теперь Мадонна была одержима желанием сделать имя. «Для этого Мадонне нужно было уехать из Детройта. Тогда там не было Интернета, не было возможности чего-то добиться. Ей нужен был Нью-Йорк или Лос-Анджелес», — говорит Брайен Макколлум из «Detroit Free Press». Когда Мадонна училась в колледже, она работала барменшей в рок-клубе под названием «Second Chance» на Либерти-стрит — ныне он называется «Necto's». Перед глазами проходило множество групп, и она потихоньку входила во вкус рок-н-ролльной жизни, которая сильно отличалась от утонченного мира балета. Мадонна не знала, что именно собирается делать, но у нее была потребность выразить себя. И ей совершенно было необходимо, чтобы ее заметили сейчас. В конце 70-х это было возможно только в Нью-Йорке.
Наглость и самонадеянность!