Пытаясь разобраться в собственных чувствах и планах, Мадонна сообщила новость только самым близким — своему тренеру, помощнику и отцу ребенка, Карлосу Леону. Сестрам она ничего не сказала, остались в неведении и друзья. «Я ничего не стыдилась», — говорила Мадонна. Больше всего она боялась, что обо всем разнюхают журналисты желтой прессы. Она знала, что сообщение о ее внебрачной беременности станет сенсацией и превратит ее жизнь в настоящий ад. «Они всюду разошлют своих фотографов и операторов, чтобы меня терзать, — говорила она, — и мне не удастся спокойно закончить фильм».
Когда она поняла, что ей придется все рассказать Алану Паркеру, Мадонна решила сделать это по телефону.
«Присядь, Алан, — сказала она вместо приветствия. — Я беременна».
«Какой срок? — спросил пораженный Паркер. — Я имею в виду, когда все это случится?»
Финальная гонка
Алан Паркер пытался не паниковать, но, как он признавался впоследствии, он сразу же начал рассчитывать, сколько недель съемок у него осталось для завершения своего грандиозного фильма, сколько недель его звезда будет оставаться стройной и красивой. Ему ничего не оставалось, как только поздравить Мадонну и согласиться с тем, что нужно подождать и посмотреть, что случится дальше. Они договорились держать беременность Мадонны в тайне из страха перед тем, что реакция прессы сделает завершение съемок невозможным. Мадонна впоследствии вспоминала, что она чувствовала себя девочкой-подростком, скрывающей от строгих родителей свою беременность.
Очень скоро члены съемочной группы заметили, что режиссер кардинальным образом изменил план съемок, особенно в отношении танцевальных номеров. «Если бы я рассказала, они бы решили, что я сошла с ума», — говорила Мадонна. У них с Паркером не было выбора — им пришлось посвятить в свою тайну одного из продюсеров. Но от друзей и коллег Мадонна по-прежнему таилась. Чем меньше людей знало о ее положении, тем надежнее можно было сохранить тайну. «Я чувствовала, что у нас началась отчаянная гонка, — рассказывала Мадонна. — Как мне удалось так удачно позировать для рекламных фотографий, когда я не влезала ни в один из своих костюмов?»
В своем номере Мадонна предавалась печальным мыслям. Беременность должна была бы радовать ее, но почему-то так не получалось. Мадонна чувствовала, что она может погубить все то, над чем и она сама, и остальные члены съемочной группы так напряженно трудились. Успех этого фильма был чрезвычайно важен для всех. «Все, чего я хочу, — это всего лишь немного покоя, — говорила Мадонна сама себе. — Неужели я прошу слишком многого?»
Съемки были очень напряженными. Часто они проходили на морозе. Снимали факельные шествия с требованиями освободить Перона. Порой Мадонне приходилось почти целый день проводить на ногах, снимаясь в танцевальных номерах. Во время одной из сиен, где Мадонна играла уже больную Эвиту, ей нужно было упасть на пол ничком. Дубль за дублем Мадонна покорно падала и падала. Когда съемка завершилась, она была вся в царапинах. Она страшно ругалась и сердилась, но в глубине души гордилась своей работой. («Я знала, что это будет очень трогательная сцена».) Работать было тяжело, пожалуй, даже тяжелее, чем в начале съемок.
Возвращаясь в отель и изучая свое отражение в зеркале, Мадонна не находила на своем лице радости, связанной со столь желанной беременностью. Она видела измученную женщину с фигурой, далекой от идеальной. Отчетливо проявились морщинки вокруг рта, гусиные лапки в уголках глаз. Мадонна усаживалась за туалетный столик и начинала накладывать макияж. На публику она выходила, только когда ее внешний вид был безукоризнен. И с каждым днем этот процесс занимал все больше и больше времени.
Мадонну постоянно знобило, она никак не могла согреться. Она ждала, когда же съемочный день закончится, чтобы немного расслабиться и подремать, что, впрочем, удавалось ей не часто. Она паниковала, срывалась, «как Джуди Гарленд в конце жизни». Впоследствии Мадонна признавалась, что ее преследовало ощущение, что она разрушает все то, что так тщательно и со старанием строила всю жизнь. Она чувствовала, что теряет все то, чего с таким трудом добивалась.
Времена наставали тяжелые.
Ничего особенного?
13 апреля 1996 года менеджер Мадонны Каресс Норман позвонила знаменитой журналистке светской хроники Лиз Смит, всегда с симпатией относившейся к Мадонне, и подтвердила сообщение о беременности Мадонны. Статья Смит на следующий же день облетела весь мир. «Сюрприз, сюрприз, аист больше не может ждать, — писала Смит. — Мы получили радостные известия из Будапешта: Мадонна действительно беременна!»
«Мадонна не хочет, чтобы в этом видели что-то особенное, — сказала Лиз Розенберг в телефонном разговоре с Лиз Смит на следующий день. — Но я не знаю, как она хочет этого добиться. Но она ужасно счастлива, и все ее близкие тоже. Не хочется говорить штампами, особенно о Мадонне, но она просто сияет!»