На небольшом круглом столе, стоящем посреди скрытой комнаты, неровным красным светом горела свеча, освещая толстую книгу в кожаном переплёте и тарелку с остатками какой-то похлёбки. На полу у стены аккуратно в ряд было расставлено много других книг, а в углу находилась широкая щель, через которую можно было пролезть между стенами.
– По крайней мере, я был прав, что эхо доносилось из-за стен и.... – Вэл не успел договорить, как вдруг из проёма в потолке на него кто-то спрыгнул. Остальные же резко отпрянули от неожиданности, чуть не повалившись с ног, а девушки вскрикнули от испуга.
Резко сбросив с себя нападающего, Вэл применил заклинание Вспышка, ослепив его. Тот поспешно отполз в угол комнаты и съёжился. Его голову полностью скрывал капюшон, а всё тело – большой плащ.
– Ты кто? Зачем пугаешь? – закричала Николь, сделав шаг вперёд. – Живёшь здесь? Почему скрываешься?
– У меня чуть сердце не остановилось! Отвечай! – процедил сквозь зубы Лазиз.
– Я ж-ж-живу з-з-здесь! – с трудом проговорил незнакомец.
– Значит… это ты знаменитый призрак дома? – спросил Вэл, учащённо дыша от резкого выброса адреналина. – Мы пришли с миром.
– Я – бар-р-рон-н Кон-н-нрад Вит-т-тельсбах-х-хский, – всё также тяжело произнёс незнакомец, забившись в угол.
– Он еле выговаривает слова, – заключила Камилла, жалостливо глядя на запуганного человека в плаще. – Написать можете? Может быть, мы сможем как-нибудь вам помочь, барон?
– Д-д-дневник, – Конрад махнул рукой в сторону книги, лежащей на столе.
– Здесь на немецком всё! – заявила Камилла, пролистывая страницы.
– Дай мне! Я знаю немного этот язык, – Николь, выхватив из рук брюнетки дневник, принялась читать и переводить записи.
Датировано пятнадцатью годами ранее: «Я, барон Конрад Вительсбахский, в своё восемнадцатилетние начинаю сей дневник, дабы мои потомки знали и восторгались моими подвигами. К моему дню рождения на меня сшили богато украшенный Трахтен32
. В таком-то одеянии я предвкушаю, что все прекрасные девицы будут веселиться со мной до глубокой ночи, а, вероятно, и до утра.Дражайший дневник, после первого дня восемнадцатилетия голова раскалывается, как грецкий орех, но ядро в целости и сохранности. Многого не помню, перебрал наливочки. Утром проснулся на траве вблизи проезжей дороги в Малой Зенобии среди челяди. Костюм на выброс. Не беда – сошьют ещё. Главное, барышням я позадирал юбки и…»
– Дальше я читать не буду! – смутилась Николь и перелистнула часть дневника.
Датировано десятью годами ранее: «Дневник, сообщаю, что умер барон Вительсбахский, отец. Словами не передать всю скорбь, бушующую в моём сердце. Напьюсь и буду гулять, а дамы высосут из меня всю горечь».
Датировано семью годами ранее: «Выгнали из приличного места в Большой Зенобии. Не пускают больше. Накуролесил изрядно. Пошёл к черни в Малую. Забрёл в паб «У зеленого Нила». Там было веселее и люди попроще, но деревенщина – говорить мне с ними было не о чем. Однако наливочка решает эту проблему враз.
Во время десятой попойки с этими плебеями, когда мы пили зенобийскую наливку, я услышал голос ангела. О как она пела! А как выглядела! Длинные рыжие огненные волосы, стан как у Афродиты, тонкие виртуозные пальцы – тогда я даже не представлял, что она могла ими ещё делать помимо игры на мандолине. Девушка-мечта!
Дражайший дневник, я вышел из запоя. Каждый день посещаю места, где поёт Джун. Вчера танцевал с ней. Сказала, что лучшего танцора от Зенобии до Либертатиса не видывала. Не даром я барон Вительсбахский. Дала себя поцеловать. Пишу стихи ей. Мечтаю о ней и люблю только её».
Датировано пятью годами ранее: «Дневник, я решился. Несмотря на матушкины предостережения, что дворянская порода не совместима с простолюдинами, что мы не просто чистокровные баварцы, но и древний род магов, я предложил ей руку, сердце и все остальные части тела. Она согласилась! Готовимся к свадьбе.
Мне кажется, что кто-то следит за мной, прожигает своим взором мне спину. Пианист, который играет вместе с Джун, постоянно смотрит на меня как-то не по-человечески. Ещё раз поймаю такой взгляд, пальцы его не смогут больше нажимать на клавиши. Джун же… с каждым днём моя любовь к ней становится только крепче.
Пианист продолжает на меня смотреть искоса. Мне не по себе. Чувствую себя уставшим и истощённым. Перетёр с ним. Против черни лучше магии и кулаков, только лом. Он обещал исправиться. Пальцы не стал калечить – Джун расстроится.
Постоянно не везет – падаю, спотыкаюсь, опаздываю на встречи. Болит то голова, то живот. Снадобья не помогают. Как будто сглазили. Джун говорит, что во мне что-то изменилось не в лучшую сторону. Пианист всё время крутится вокруг неё».
– Дальше почерк неразборчивый, – предупредила Николь.
«Мемя прокляр эттт пианист. Он украр Джун. Я урот. Она мемя ме полюбит дагого микогда».
«Умерна матушка – не выдержана моедо вида. Разпил зеркала».
«Пыдался убиться – ме выжло».
«Прижла кусина Катрина. Покормиала. Прогнан».
«Маротеры пришли – спрядался. Фсе расфорофани».
«Сопаки вернунись – покорним».
«Сопаки охраняюд мемя – кормлю иг».