Концертов, конечно, состоялось всего три, строго по договору с министерством культуры. И на следующий день после третьего концерта Марат вместе с музыкантами и Мопсом должны были вылететь в Москву. У Марика не оставалось даже лишнего дня, чтобы спокойно погулять по городу или съездить в Венецию, которая запомнилась ему как настоящее чудо света. Ребята из его коллектива как-то успевали до репетиции пробежаться по магазинам и достопримечательностям. Сбыть «экспортные» товары им удалось, наличностью они разжились, и радостно потратили ее: кто на шмотки, кто на струны.
В последний вечер Марат собирался хотя бы посидеть возле фонтана, но концерт отнял у него все силы. А что он хотел? Три дня подряд выступать на пределе возможностей — не шутка. Так что, еще раз обнявшись с Чинелли и попрощавшись, вероятно уже навсегда, Марат отправился прямиком в гостиницу. Сидел на балконе в компании бутылки кьянти и пачки сигарет, курил одну за другой и смотрел на ночной Милан. Пока не раздался телефонный звонок.
Трубку Марат снял машинально, запоздало сообразив, что ему в Милан, в гостиничный номер никто звонить не может. Разве что портье снизу хочет что-нибудь уточнить. Но голос в трубке говорил отнюдь не по-итальянски.
— Развлекаешься?
Рудик никогда не любил долгих предисловий. Особенно в случаях международных звонков.
— Очевидно нет, раз сижу в номере, — проворчал Марат.
— Ну, ты у нас в номере умеешь гай-гуй устроить, — хмыкнул Рудольф. — Слушай меня внимательно, Маэстро. Тебя в Москве ждут большие неприятности. В Киеве задержали устроителей твоих гастролей.
— За что? — опешил Марат.
— За леваки, за что же еще? И на тебя тоже завели дело.
— Какие леваки? Я за каждый концерт в ведомостях расписывался!
— Угу. И тройную ставку тоже получал по ведомости.
— По ведомости! На стадионах же всегда тройная.
— За песню, Марат. Не за сольный концерт.
— Так потому, что никто сольные концерты на стадионах и не пел еще.
— Ну вот теперь следствие с этим будет разбираться. В Госконцерте все на ушах стоят.
— И что ты мне предлагаешь? Почему ты мне звонишь сейчас? Я завтра буду в Москве. Стоп… Ты хочешь сказать…
До Марата стало доходить. Но это же невозможно…
— Я тебя просто информирую, Марик. — Рудик на том конце провода тяжело вздохнул. — Новости передаю. Сам только что узнал, мне Кигель звонил, тебя искал. А ты думай.
И положил трубку. Марат сидел, уставившись в одну точку. Его поразило даже не то, что в Киеве повязали администраторов. И не те гипотетические неприятности, которые его ждали в Москве. Он не чувствовал за собой никакой вины: он честно расписывался в ведомостях, и тройная ставка за песню на стадионе — общепризнанная практика. Но Рудольф прав, сольники на стадионах до него никто не пел. Соответственно, и платить тройную ставку за такой концерт было некому. Так он и скажет следователю. Ну вернет он эти деньги в крайнем случае!
Марат думал о том, что Рудик сейчас, пусть завуалированно, предложил ему остаться в Италии. Ну не предложил, но намекнул. То есть он в принципе допускал такую мысль! Его Рудик! С которым вместе воровали журнал из учительской и таскали у мамы шекер-чуреки! Который написал для Марата с десяток песен о родине. Намекал, что надо остаться.
Сам он до такого додумался или Кигель подсказал? Нет, Андрею и в голову бы подобное не пришло. Вот кто с абсолютной искренностью поет про партию и Ленина, ездит по комсомольским стройкам и с гордостью носит в кармане концертного пиджака партийный билет, так это Андрей. Но Андрей же всегда в курсе всех закулисных интриг, всех событий, как радостных, так и печальных. До него первого доходят слухи о том, что артиста собираются «закрыть», то есть лишить эфиров, как-то еще наказать. Он же обычно за всех и вступается перед власть имущими. Скорее всего, узнав о грозящих Марату неприятностях, он кинулся его искать. Не нашел, стал звонить Рудику. А этот прохиндей уже сделал собственные выводы.
Марат не глядя зажег очередную сигарету, сунул ее в рот и тут же возмущенно выбросил за балконные перила. Нет, это просто невозможно! Остаться! Агдавлетов — невозвращенец. Ну какая опасность ему грозит? Ну поругают, ну вернет он деньги за киевские концерты! Неизвестно, конечно, где их взять, но найдет, заработает. Могут отстранить от работы. Это совсем скверно, но не он первый, не он последний. Почти все через подобное проходили, Ленька вон сидел пару месяцев в своем Сочи, морским воздухом дышал, и что? Никто его не забыл, не разлюбил. Вернулся еще и с новой программой.
Остаться! И что он будет здесь делать? Кому он здесь нужен?